Ему не нравился авторитаризм коммунистов, но он не считал его опасностью, нависшей над американскими свободами. Более опасной он считал истерию, нагнетавшуюся по поводу предполагаемой русской угрозы. Когда Норман Казинс, издатель Saturday Review и журналист, покровитель американских интеллектуалов-интернационалистов, написал статью, призывающую к международному контролю над вооружением, Эйнштейн откликнулся хвалебным письмом, добавив разъяснение своей позиции. “В вашей мне не нравится только то, что вы не выступаете против начавшейся в нашей стране массовой истерии по поводу русской агрессии, но на самом деле подогреваете ее, – написал он. – Каждый из нас должен задать себе вопрос, какая из двух стран объективно имеет большие основания опасаться агрессивных намерений другой”21.

Что же касается репрессий внутри России, Эйнштейн был склонен осуждать их весьма снисходительно, находя им оправдания. “Нельзя отрицать, что в области политики имеется установка на суровое принуждение, – сказал он в одном из выступлений. – Частично это может быть связано с необходимостью полностью покончить с властью предшествующего правящего класса и превратить политически неопытных, отсталых в культурном отношении людей в нацию, правильно организованную для продуктивной работы. Я не отваживаюсь брать на себя право быть судьей в столь важных вопросах”22.

В связи с этим Эйнштейн стал мишенью для критиков, видевших в нем человека, симпатизирующего Советам. Конгрессмен от Миссисипи Джон Ранкин сказал, что план Эйнштейна по созданию мирового правительства – “просто проведение в жизнь линии коммунистов”. Выступая в Палате представителей, он выдвинул обвинения и против науки Эйнштейна: “Начиная еще с тех пор, как он опубликовал свою книгу по теории относительности, пытаясь убедить мир, что свет обладает весом, он стал извлекать выгоду из своей репутации как ученого… и был вовлечен в коммунистическую деятельность”23.

Долгое время продолжался спор Эйнштейна по вопросу России с Сидни Хуком, специалистом в области социальной философии. Какое-то время Хук был коммунистом, а затем стал ярым антикоммунистом. С каждой из сторон накал страстей был не таков, как в дебатах с Бором, но и этот обмен мнениями был весьма напряженным. “Я не закрываю глаза на серьезные недостатки русской системы правления, – ответил Эйнштейн на одно из посланий Хука. – Но, с другой стороны, она имеет большое число достоинств, и трудно решить, могла ли Россия продолжать существовать при использовании более мягких методов”24.

Хук решил, что должен убедить Эйнштейна в ошибочности его взглядов, и весьма часто слал ему длинные письма, большинство которых Эйнштейн игнорировал. В тех же случаях, когда Эйнштейн отвечал, он в общем соглашался с тем, что репрессии в России несправедливы, но пытался уравновесить свое высказывание, добавляя, что в какой-то степени это можно понять. В 1950 году он, жонглируя словами, написал в одном из своих ответов:

Я не оправдываю вмешательство советского правительства в вопросы интеллектуального труда и искусства. Такое вмешательство представляется мне спорным, пагубным и даже смехотворным. Что же касается централизации политической власти и ограничения свободы поведения людей, я думаю, что эти явления не должны выходить за пределы, определяемые требованиями безопасности, стабильности и необходимости, проистекающими из плановой экономики. Когда находишься вне этой системы, вряд ли можешь судить обо всем происходящем и о том, что можно было бы сделать. В любом случае нет сомнений, что достижения советского режима в области образования, здравоохранения, социальной обеспечения и экономики значительны и что благодаря этим достижениям люди в целом существенно выиграли25.

Несмотря на столь явное оправдание поведения Москвы в некоторых вопросах, Эйнштейн не был тем сторонником Советов, каким его старались изобразить некоторые. Он всегда отказывался от приглашений посетить Москву и отклонял попытки своих левых друзей зачислить его в ряды единомышленников. Он осуждал Москву за то, что она часто использует свое право вето в Организации Объединенных Наций и за сопротивление идеи создания мирового правительства. Он стал относиться к Советам еще критичнее, после того как стало ясно, что сторонниками контроля над вооружениями они не являются.

Это стало очевидно, когда в 1947 году одна из московских газет опубликовала открытое письмо группы официальных советских ученых с нападками на Эйнштейна. Статья называлась “О некоторых заблуждениях профессора Эйнштейна”. В ней утверждалось, что концепция мирового правительства – капиталистический заговор: “Сторонники мирового сверхгосударства предлагают нам добровольно поступиться независимостью ради мирового правительства, что есть просто прикрытый яркой вывеской призыв к мировому господству капиталистических монополий”. Они ставили в вину Эйнштейну предложение о создании путем прямых выборов наднационального парламента: “…он зашел… так далеко, что… заранее заявляет, мол, если Советский Союз откажется присоединиться к такой устроенной на новых началах организации, то другие государства будут иметь полное право вступить на этот путь без Советского Союза. Эйнштейн обратился к политическому прожектерству, которое играет на руку злейшим врагам честного международного сотрудничества и прочного мира”26.

В то время сторонники Советов под диктовку Москвы были готовы следовать почти за любой линией партии. Такое соглашательство было не в характере Эйнштейна. Если он с кем-то не был согласен, он прямо об этом говорил. Он был рад принять вызов советских ученых.

Хотя Эйнштейн снова и снова выказывал поддержку демократическим социалистическим идеалам, он не поддерживал веру русских в догматическое коммунистическое учение. “…Мы не должны делать ошибку и возлагать на капитализм вину за все существующее политическое зло, полагая тем самым, что само лишь установление социализма могло бы вылечить все социальные и политические болезни человечества”, – писал он. Такое мнение приводит к “фанатической нетерпимости”, заражающей верных сторонников Коммунистической партии и открывающей путь тирании.

Он всегда критиковал безудержный капитализм, но всю жизнь еще большее отвращение вызывало у него подавление свободомыслия и свободы личности. “Любое правительство само по себе зло, поскольку склонно к превращению в тиранию”, – предупреждал он советских ученых. – Опасность такого вырождения более остра в государстве, правительство которого имеет власть не только над вооруженными силами, но и над всеми источниками образования и информации, так же как над экономическим существованием каждого отдельного гражданина”27[95].

Как раз в то время, когда началась полемика Эйнштейна с русскими учеными, он с Раймондом Грэмом Свингом занимался переделкой своей статьи в The Atlantic Monthly, написанной двумя годами ранее. В этот раз Эйнштейн критиковал правителей России. Причины, по которым они не желали поддерживать мировое правительство, говорил он, “являются, совершенно очевидно, просто отговорками”. На самом деле они боятся, что их репрессивная коммунистическая командная система в таком окружении не выживет. “Возможно, русские в чем-то и правы, считая, что существующую у них сейчас социальную структуру будет трудно сохранить в условиях наднационального режима, хотя со временем они, возможно, убедятся, что это гораздо меньшая потеря, чем оставаться в изоляции от общества, где действует закон”28.