Летом 1928 г. в Консервативной партии вновь активно обсуждалась идея возвращения протекционизма. Черчилль опять оказался не в ладу с коллегами. В июле лорд Дерби написал ему: «Берегитесь, как бы атака на свободу торговли по ошибке не перешла в вендетту против вас». Черчилль, однако, не унывал. В августе он написал Клементине: «Я чувствую себя совершенно независимым от всех». Было понятно, что ему не видать руководства Консервативной партией, пока ее лидеры испытывают к нему недоверие. «Он блестящий своевольный ребенок, – написал Невилл Чемберлен другу. – Он вызывает восхищение, но своим поведением до крайности утомляет опекунов».

Черчилль заставлял работать своих «опекунов» или вызывал у них чувство вины, поскольку работал сам, в то время как они отдыхали. Лето и осень он в основном провел в Чартвелле, заканчивая последний том своих военных мемуаров. «Помните мой совет и следуйте ему! – предупреждал его Болдуин 5 августа. – Кисти, ручки, дамбы – и ничего больше». – «У меня был чудесный месяц, – отвечал он Болдуину 2 сентября. – Я строил коттедж и диктовал книгу. 200 кирпичей и 2000 слов в день». Черчилль помогал класть кирпичи в маленьком садовом домике, который строился для пятилетней Мэри.

Каждый день из Казначейства ему привозили документы, и он работал с ними по нескольку часов. В этом месяце один из его гостей, Джеймс Скримджер-Уэддерберн, после двухчасовой беседы с Черчиллем записал в дневнике: «Когда он увлекается чем-то, то начинает быстро ходить по комнате, наклонив вперед голову и засунув большие пальцы в проймы жилета, словно стараясь поспеть за потоком мыслей. Если он замедляет ходьбу, достаточно сделать несколько замечаний – и все по новой».

Осенью началась активная международная деятельность, инициированная Соединенными Штатами и направленная на сокращение вооружений тремя крупнейшими державами – Британией, Францией и самими США. «Лично я против всех непродуманных попыток форсировать соглашение по разоружению, – написал Черчилль советникам своего министерства 9 сентября. – Мы часто говорим, что Германия будет демилитаризована, предполагая, что другие страны тоже займутся демилитаризацией и что Франция – в особенности морально – обязана провести ее. Однако я не признаю каких-либо моральных обязательств. Немцы были повержены и сдались на милость победителей. Любые шаги союзников по сокращению вооружений – вопрос не обязательств, а нашей доброй воли».

Черчилль подчеркнул, что после 1919 г. положение Франции существенно изменилось: «Она уступила прирейнские территории в обмен на гарантии Соединенных Штатов и Британии прийти ей на помощь в случае германской агрессии. Американцы отозвали свое обещание, и теперь Франция не в безопасности, которая была ей гарантирована за отход от Рейна. Единственная гарантия ее безопасности – это ее армия и Локарнские договоры. Но действенность Локарнских договоров зависит только от французской армии. До тех пор пока она достаточно сильна, немецкой агрессии не будет. С другой стороны, в соответствии с Локарнскими договоренностями Британия обязуется прийти на помощь Германии в случае провокаций со стороны французской армии. Это обеспечивает Германии полную безопасность, ибо немыслимо представить, чтобы Франция напала на Германию, не считаясь с самой Германией и Британией. Таким образом, сила французской армии защищает нас от вероятной опасности втянуться в события в Европе. И совершенно не в наших интересах стремиться сократить армию Франции ниже уровня безопасности. Более того, Франция никогда не согласится на подобное сокращение, и рассчитывать на это абсолютно необоснованно».

В конце сентября король пригласил Черчилля на четыре дня в Балморал поохотиться на оленей и куропаток. Там он впервые увидел принцессу Елизавету, которой было два с половиной года. «Это то еще создание, – писал он Клементине. – В ней чувствуется властность и рассудительность, поразительная для младенца».

В ноябре Черчиллю исполнилось пятьдесят четыре года. «Вы все еще ребенок, – написал ему Болдуин, – поэтому могу сказать: желаю долгих и счастливых лет жизни». Черчилль встретил день рождения в Чартвелле. Клементина находилась в клинике, лечась от заражения крови. Черчилль проводил максимум возможного времени в Чартвелле, диктуя последние главы своих военных мемуаров. Рождество он встретил с Клементиной, к тому времени поправившейся, тремя дочерьми и Рэндольфом, которому оставалось несколько месяцев учебы в Итоне.

7 февраля 1929 г. Черчилль присутствовал в Лондоне на экстренном совещании кабинета министров. Согласно последним сообщениям, Германия, демилитаризованная и ослабленная, тем не менее приступила к созданию нового линейного крейсера – легкого, быстрого, хорошо вооруженного, с большей скорострельностью и большим радиусом действия, чем британские конкуренты. Новое немецкое судно собирались оснастить 11-дюймовыми пушками. В Британии они были запрещены по Вашингтонскому договору о военно-морском разоружении 1922 г. Но Черчилль был бдителен и внимательно следил за намерениями Германии и тем, как она наращивает свою военную силу. «Этот корабль, – объявил он, – сразу сделал устаревшими все наши корабли такого класса».

На май были назначены всеобщие выборы. В первом предвыборном выступлении Черчилль обрисовал опасность смены правительства. Он предупреждал: «В случае прихода к власти лейбористов те вернут свободу действий русским большевикам, которые немедленно начнут пропаганду на шахтах, заводах, фабриках и в армии, чтобы подготовить новую всеобщую стачку. А наши уважаемые министры будут дергаться как марионетки в зависимости от решений этой международной хунты».

Это было главной темой предвыборной кампании Черчилля. Она выглядела тем более актуальной и острой с учетом того, что он, как писал Бивербрук, «заранее смирился с поражением на выборах». Другие консерваторы – члены кабинета министров – полагали, что партия сохранит свое положение, и на некоторых собраниях обсуждали будущее Черчилля. Чаще всего назывались посты министра по делам Индии и министра иностранных дел. Сам Болдуин предлагал Черчиллю заняться делами Индии. Черчилль позже вспоминал: «Похоже, он решил, что если я в 1906 г. провел через парламент конституцию Трансвааля, а в 1922 г. конституцию Ирландского Свободного государства, то соответственно теперь мог бы заняться третьим серьезным делом по организации самоуправления в другой части империи». Однако Черчилля это не привлекало. Лорд Биркенхед, который тогда занимал пост министра по делам Индии, обсуждал с ним многие вопросы, касающиеся самоуправления в Индии. У них были в равной степени серьезные опасения по поводу этого огромного субконтинента.

Невилл Чемберлен проявлял все большую враждебность. Однажды он написал: «Если Черчилль станет министром иностранных дел, то Болдуин будет просыпаться по ночам в холодном поту с мыслями об очередном опрометчивом его поступке». Однако Болдуин, обладая глубокой верой в государственную мудрость Черчилля, действительно склонялся предоставить ему пост министра иностранных дел. 4 марта он сказал Лео Эмери: «У Черчилля есть реальный шанс проявить себя и вдохнуть жизнь в то, что Асквит превратил в смертельно скучное дело».

7 марта, пока продолжались политические игры, из печати вышел четвертый том военных мемуаров Черчилля под названием «Мировой кризис. Последствия» (The World Crisis: The Aftermath). Эта книга была призывом к мирному урегулированию всех послевоенных обид и неравенства. В этом же месяце он дал согласие написать еще один многотомный труд – биографию своего предка Джона Черчилля, герцога Мальборо. Он также собирался завершить автобиографию и думал о пятом, и заключительном, томе военных мемуаров, посвященном событиям на Восточном фронте и большевистской революции. Если бы итоги всеобщих выборов в мае оказались не в пользу консерваторов, он бы без дела не остался.