После концентрационного лагеря в Румынии и Варшавской крепости Махно удалось добраться до Парижа. Для Советской власти он был изменник и бандит, а для русской эмиграции – революционер, коммунист-анархист и явный враг. Пришлось работать простым рабочим, декоратором на киностудии. Жена Галина Андреевна Кузьменко подрабатывала прачкой. Многочисленные ранения и туберкулез сделали свое дело – 24 сентября 1934 г. Нестор Махно умер в одном из парижских госпиталей.

После 1945 г. жена Махно оказалась в Советском Союзе, где просидела в лагерях до смерти Сталина. Позже работала инженером. На родине оказалась и дочь Махно Елена Нестеровна.

«Не гуляйпольские просторы, не Крым, а уголок на Пер-ля-Шез стал для Махно той „вольной территорией“, о которой он так мечтал», – написал автор биографической работы о Махно.[134] Урна с его прахом захоронена в колумбарии кладбища Пер-ля-Шез, неподалеку от могилы парижских коммунаров.

В советское время одной из любимых тем кинематографистов являлась борьба чекистов против всевозможных врагов Советской власти в первое десятилетие ее существования. В большинстве фильмов непременно фигурировал Борис Викторович Савинков (1879—1925) с его весьма характерной и узнаваемой внешностью.

В революционных кругах Савинков слыл легендарной личностью. Он начинал как один из лидеров партии эсеров, в которую входил с 1903 г. И эсером он был не обычным, а с бомбой, так как входил в «боевую организацию» ПСР. Как и его товарищи по боевой работе, Борис Викторович постоянно ходил «по лезвию бритвы». С одной стороны, царская жандармерия считала эсеров, активных террористов и бомбистов, более опасными революционерами, чем большевики, и охотилась за ними в первую очередь. С другой стороны, Боевую организацию возглавлял суперагент полиции Евно Азеф, который немало своих товарищей отправил на эшафот.

Борис Викторович Савинков участвовал в подготовке убийства министра внутренних дел, шефа жандармов В. К. Плеве (1904) и великого князя Сергея Александровича (1905). Слишком активного боевика Е. Азеф «слил» жандармам. В 1906 г. Б. В. Савинков был арестован, приговорен к смертной казни, но накануне казни бежал. Ему пришлось пожить за границей, где он под псевдонимом В. Ропшин выпустил повести «Конь бледный», «Конь вороной» и другие произведения. Литературное творчество говорит о разносторонних дарованиях боевика-террориста. Во время Первой мировой войны Б. В. Савинков отправился добровольцем во французскую армию, чем впоследствии очень гордился.

После Февральской революции Борис Викторович в Петрограде и очень активен. Он последовательно занимает посты комиссара Временного правительства при ставке Верховного главнокомандования, комиссара Юго-Западного фронта, товарища (заместителя) военного министра во Временном правительстве. А военным министром был А. Ф. Керенский, который после июльских событий 1917 г. стал и премьер-министром.

Б. В. Савинков.

После победы большевиков Борис Савинков стал одним из самых активных врагов Советской власти. Позже, находясь перед советским судом, он объяснил, что его потряс расстрел мужа сестры. Этот родственник, по рассказу Савинкова, оказался единственным офицером, отказавшимся стрелять в народ 9 января 1905 г., после чего вынужден был покинуть воинскую службу. Его походя расстреляли после прихода этого «народа» к власти.

Савинков стал одним из организаторов Добровольческой белой армии. Он руководил «Союзом защиты Родины и свободы», поднявшим в июле 1918 г. мятежи в Ярославле, Рыбинске и Муроме. Позже стал представителем адмирала А. В. Колчака в Париже, старался обеспечить максимальную поддержку Запада Белому движению. В 1920 г. в Польше при активном участии С. Н. Булак-Булаховича были сформированы отряды, которые налетали на приграничные советские территории, сея смерть и разрушение. Савинков не раз выходил «сухим из воды» из многочисленных опасных ситуаций, являлся своеобразной харизматической личностью в антисоветских кругах. В августе 1924 г. он нелегально перешел советско-польскую границу и попал в ловушку ОГПУ.

Савинков прожил непростую жизнь. Как говорят, «укатали Сивку крутые горки». На суде, который широко освещался в советской печати, Савинков раскаялся в том, что вел борьбу против собственного народа. Суд, несмотря на многочисленные преступления против революции, приговорил его не к расстрелу, а к 10 годам заключения. Возможно, он рассчитывал на освобождение, впал в депрессию и покончил с собой. Многие авторы убеждены, что после громкого «раскаяния в грехах» Савинков уже был не нужен Дзержинскому, и его ликвидировали с имитацией самоубийства.

Людей поколения, которые при фамилии Ежов и слове «ежовщина» сначала цепенеют, понижают голос, а потом начинают вспоминать родственников и знакомых, погибших или покалеченных физически и нравственно в ГУЛАГе, становится все меньше.

H. И. Ежов.

В первом издании «Малой Советской Энциклопедии» о Николае Ивановиче Ежове можно прочитать следующее. Родился в 1895 г. в Петербурге. С 14 лет работал на заводах Петербурга. Стал членом партии большевиков с марта 1917 г. Участвовал в Великой Октябрьской социалистической революции и Гражданской войне. До 1921 г. находился в РККА в должностях комиссара ряда воинских частей. С 1922 г. был на партийной работе: секретарем Семипалатинского губкома, затем Казахского краевого комитета ВКП(б). С 1927 г. состоял на ответственной работе в ЦК ВКП(б). С 1930 г. Ежов сидел «на кадрах», заведовал распределительным отделом и отделом кадров ЦК. В 1934—1936 гг. карьера Ежова достигает пика: он становится членом ЦК ВКП(б), членом Организационного бюро, секретарем ЦК, председателем Комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б), членом Исполнительного Комитета Коммунистического Интернационала.[135]

26 сентября 1936 г. И. И. Ежов назначен наркомом внутренних дел СССР, а 28 января 1937 г. ему было присвоено звание Генерального Комиссара государственной безопасности. 1937 год по размаху репрессий стал самым страшным в истории страны, а в русском языке появилось слово «ежовщина». Об этих днях А. А. Ахматова, носившая передачи арестованному сыну, писала:

Это было, когда улыбался Только мертвый, спокойствию рад. И ненужным привеском болтался Возле тюрем своих Ленинград. И когда, обезумев от муки, Шли уже осужденных полки, И короткую песню разлуки Паровозные пели гудки. Звезды смерти стояли над нами, И безвинная корчилась Русь Под кровавыми сапогами И под шинами черных марусь.