Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты меня разыгрываешь, – недоверчиво проговорила Робин. – У тебя есть идея, которая сводит все концы воедино? Логически непротиворечивая?
– Именно так, – самодовольно изрек Страйк, – а вдобавок объясняет, откуда Уинн с Аамиром знали о хранящихся в МИДе фотографиях и даже, вероятно, о виселицах Джека о’Кента, хотя Аамир уволился из МИДа чуть ли не год назад, а Уинна, насколько мы знаем, вообще туда не заносило…
Тут зазвонил мобильный. Страйк взглянул на дисплей.
– Иззи отзванивается. Я выйду. Хочу перекурить.
Он выбрался из машины. Пока за ним не захлопнулась дверь, Робин уловила одно-единственное слово: «Привет». Она по-прежнему сидела за рулем, а в голове роились мысли. Либо Страйка и в самом деле осенила гениальная идея, либо он просто насмешничает, и Робин, пожалуй, склонялась к второму варианту: уж слишком разнородными выглядели перечисленные сведения.
Через пять минут Страйк вернулся на пассажирское сиденье.
– Клиентка гневается, – доложил он, захлопывая дверцу. – Тиган, видишь ли, должна была расписывать, как в тот вечер Кинвара тайно улизнула, чтобы прикончить Чизуэлла, а не подтверждать ее алиби и не распинаться о торговле виселицами.
– Иззи это признала?
– А что ей оставалось? Но говорю же – гневается. Очень настойчиво мне втирала, что экспорт виселиц в то время был легален. Я позволил себе заметить, что ее отец обманным путем лишил Джимми и Билли причитающихся им денег, и ты была права. После смерти Джека о’Кента остались два готовых к продаже комплекта виселиц, но его сыновьям никто этого не сообщил.
– По-твоему, она беспокоится, как бы парни не стали претендовать на состояние Чизуэлла?
– Я считаю, в тех кругах, где вращается Джимми, такой шаг сильно подмочит его репутацию: позариться на барыши от повешения людей в странах третьего мира, – сказал Страйк, – хотя бес его знает.
По главной дороге промчалась машина, и Страйк с надеждой обернулся.
– Я думал, это Барклай… – Он посмотрел на часы. – Может, он поворот проскочил?
– Корморан, – заговорила Робин, которую намного меньше интересовали чувства Иззи и местонахождение Барклая, нежели таинственная версия Страйка, – ты серьезно считаешь, что твоя версия объясняет все сказанное?
– Да, – Страйк почесал подбородок, – именно так я и считаю. Беда в том, что она показывает, кто это сделал, но, хоть тресни, не дает понять – зачем и почему, ну разве что из слепой ненависти… только очень уж это не похоже на кровавое убийство в состоянии аффекта, согласна? Это ведь не удар молотком по голове. А тщательно спланированная казнь.
– А как же твое «сначала средства, потом мотив»?
– Я сфокусировался на средствах. Они и привели меня сюда.
– Ты мне даже не откроешь, кто это был – «он» или «она»?
– Ни один приличный наставник не лишит тебя удовольствия вычислить это самостоятельно. Печенье осталось?
– Нет.
– Хорошо, что я такой запасливый. – Страйк достал из кармана «Твикс», снял обертку и отдал одну шоколадную палочку Робин, которая приняла угощение с рассмешившей Страйка неохотой.
Оба жевали молча. Затем Страйк проговорил куда серьезнее, чем прежде:
– Сегодняшний вечер очень важен. Если на дне ложбины не зарыто ничего завернутого в розовое одеяло, то линию Билли придется закрыть: удушение ему привиделось, мы для очистки совести проверили, и теперь я буду отрабатывать свою версию смерти Чизуэлла, не отвлекаясь на посторонние факты и не задумываясь, как сюда вписывается убитая кем-то девочка.
– Или убитый мальчик, – напомнила Робин. – Ты говорил, что Билли на этот счет не уверен.
Ее непокорное воображение рисовало маленький скелет в полусгнивших лоскутах одеяла. Можно ли по останкам определить, какого пола был ребенок? Не осталось ли там заколки, обрывка шнурка, пряди длинных волос?
«Только бы там оказалось пусто, – думала Робин. – Господи, только бы там оказалось пусто».
Но вслух она сказала:
– А если в ложбине все-таки окажется… что-то… кто-то?..
– Тогда моя версия рухнет: представить себе не могу, как задушенный в Оксфордшире ребенок впишется в упомянутые обстоятельства.
– Не факт, – рассудительно сказала Робин. – Возможно, ты прав в отношении того, кто убил Чизуэлла, а это, быть может, совершенно отдельное…
– Нет. – Страйк покачал головой. – Слишком много совпадений. Если в ложбине что-то похоронено, оно увязывается со всем остальным. Один брат в детстве видел убийство, второй брат через двадцать лет начинает шантажировать убийцу, ребенок похоронен на земле Чизуэлла… если в ложбине похоронен ребенок, он куда-нибудь да вписывается. Но могу поспорить на что угодно: там ничего нет. Будь у меня полная уверенность, что в ложбине есть тело, я бы тут же доверил раскопки полицейским. Сегодняшний вечер – это ради Билли. Я ему обещал.
У них перед глазами дорога мало-помалу растворялась в темноте. Страйк время от времени поглядывал на мобильный.
– Где его черти носят, этого Барклая? А, вот!
Позади них на дорогу вынырнул свет фар. Подъехавший на стареньком «гольфе» Барклай затормозил и выключил фары. В боковом зеркале Робин видела, как вышедший из машины силуэт превратился в сыщика; у того за спиной был такой же вещмешок, как у Страйка.
– Здорово, – сказал Барклай, остановившись у пассажирского окна. – Подходящий вечерок для гробокопателей.
– Ты припозднился, – заметил Страйк.
– Ага, знаю. Представь себе: Флик звонила. Подумал, ты захочешь услышать, что она сказала.
– Садись назад, – предложил Страйк. – Расскажешь, пока мы выжидаем время. Еще минут десять – и будет хоть глаз выколи.
Устроившись на заднем сиденье «лендровера», он захлопнул дверь. Страйк и Робин повернулись к нему для разговора.
– Так вот: прорезалась, тудэмо-сюдэмо…
– Переведи, пожалуйста, на человеческий.
– Ревет белугой, от страха срет кирпичами. Сегодня полиция к ней нагрянула.
– Спохватились… давно пора, – сказал Страйк. – И?
– Обшмонали квартиру и в ванной нашли записку Чизуэлла. Флик взяли за жопу – и на допрос.
– Как она объяснила, что записка оказалась у нее?
– Она со мной не откровенничала. Только допытывалась, где Джимми. Малость умом тронулась. Знай талдычила: «Скажи Джимми, что она у них, он поймет».
– А Джимми-то куда делся, не знаешь?
– Без понятия. Видел его вчера, своими планами он не делился, только рассказал, что Флик аж взбеленилась, когда он попросил у нее телефончик Бобби Канлифф. Видать, глянулась ему крошка Бобби, – ухмыльнулся Барклай в сторону Робин. – Флик наврала ему, что не знает, и спросила, с какой целью он так интересуется. Джимми сказал, что всего лишь хочет позвать Бобби на митинг реал-социалистов, но ты ж понимаешь, Флик быстро смекнула, куда ветер дует.