– Так точно, понял.

– Иди. Подъедет чёрная «Волга» – значит, за тобой.

Чёрная «Волга». Однако… Дмитрий рассчитывал на обычный уазик. А тут – королевские почести. Эх, не сносить тебе головы, товарищ старший лейтенант. И до близнецов не добраться.

В кабинете у Бурова было прохладно – чудо-юдо, кондиционер «Баку» грохотал и завывал, но дело своё делал исправно. Сам Михалыч расплылся в кресле, выпятив брюхо, отечески улыбался замершему по стойке «смирно» оперу. С широкого, немного обрюзгшего лица. Только глаза… серые буравчики лениво сверлили гостя. Генеральский китель небрежно накинут на плечи, видать, Михалыч опасался застудить спину.

Дмитрий много чего слышал о главе областной милиции и знал: Буров – настоящий профессионал, с серьёзным послужным списком. И без советов шефа знал.

– Да ты расслабься, старлей, не на эшафоте, – Михалыч всё улыбался. – Прямо как не наш. Присаживайся вон.

– Слушаюсь, товарищ генерал-майор.

– Слушай, оставь ты это бряцание. Давай по имени-отчеству.

– Хорошо, Владимир Михайлович.

– Вот и хорошо, что хорошо. Одно дело делаем. А ты у нас прямо герой. Год назад, смотрю – контузия на операции, а вчера так вообще. Вот, думаю, орденом тебя пора награждать.

Дмитрий молчал. Буров к чему-то клонит, пусть сам и выведет.

– А потому, на тебе бумагу и ручку, и не валяй дурака, пиши, как оно всё вчера на самом деле происходило, – вроде бы так же добродушно, но с холодком сказал Михалыч. – Ведь не просто так на Левицкого прохлаждался? Нет? Так и пиши. А там решим про ордена.

Дмитрий задумался. Ясно, что врать бессмысленно. Он начал писать: «Вчера, такого-то числа, я, такой-то, получил телефонное приглашение от сотрудника Городского Управления…». Писал долго, умолчал только о самоубийстве Геракла, подсократил беседу с Хавченко, описал близнецов… Невзирая на прохладу в кабинете, спина взмокла. К тому же, Буров не курил, это знали все, и курильщиков недолюбливал. А закурить страсть как хотелось. Закончил сочинение, подписался.

Буров принял бумагу, пробежал взглядом по тексту, усмехнулся.

– Это хорошо. Хорошо, что не врёшь, старлей. А вот что не всё договариваешь – плохо. Ладно, с бумажкой этой, – он потряс «сочинением», – где надо разберутся. А я так скажу: или тебе ещё одна звёздочка на погон и медалька, или… Да, – отвлёкся он на селекторный вызов. – Невменяемый? До сих пор? Даже так? На судмед его. Твой вчерашний, – Буров добродушно улыбнулся, – никак в разум не придёт. Или ты его удачно оглоушил, или?..

Он вопросительно уставился на Дмитрия.

Чувства старлея обострились, как никогда. «Пора делать ход», – понял он.

– Скорее, «или», Владимир Михайлович. Разрешите присутствовать при освидетельствовании!

– Эвона ты куда хватил. Ну, нет. Этого я не могу. Я, хоть и генерал, но не господь бог. Да и шут его знает, когда освидетельствование то будет.

– Товарищ генерал, – глядя в пол, раздельно произнёс Дмитрий. – Я. Прошу. Присутствовать на территории клиники при передаче медикам задержанного. Просто так меня туда не пустят.

– Аргументы? – прищурился Буров.

– Будут. Потом.

– Хорошо, предположим… предположим.

Генерал порылся в ящиках стола, вынул бланк, заполнил, приложил печать и протянул Дмитрию.

– Вот это предъявишь в клинике – пропустят. Дуй, бесов сын, твоего клиента уже повезли.

– А это… «Волгу» не дадите?

Буров глянул на часы.

– Нет. Обед скоро. Своим ходом дуй. Орёл…

«Этот тайм мы уже отыграли», – мысленно напевал Дмитрий, летя на случайно подвернувшемся такси в «психушку». Ехать предстояло через весь город. Время подумать было. Словоохотливого водилу он заткнул «корочкой», и теперь катили в молчании.

Муторно было на душе у старлея. Ясно, вошёл в большую игру. Сумел сделать удачный ход. Даже два. Не стал кривить душой у Бурова и прорвался в клинику. Вот только кто он в этой игре? Пешка или повыше? Не ферзь, точно. Но… выходит, и не пешка. Ясно, Буров сам хотел, чтобы Дмитрий поехал в клинику. Мог приказать, но ждал инициативы. Это ему понравилось, факт.

Ясно, что его «пасут». Ясно даже – почему. Сейчас козырь с клиникой у него уйдёт. Игра продолжается. Ставка – близнецы. Чёрт бы их побрал, но он, Дмитрий, должен взять их за жопу. Должен!

– Приехали, товарищ капитан! – повысил его в звании таксист и принялся скурпулёзно отсчитывать сдачу.

Дмитрий только рукой махнул и устремился к пропускной.

На пропускной хватило удостоверения, а вот для корпуса тяжёлых нервных расстройств понадобилась генералова грамота. Неприветливая медсестра сообщила:

– Сперва на третий, отметиться у Николая Степановича.

Дмитрий глянул непонимающе, и она добавила раздражённо:

– У главврача! В первый раз, что ли?!

Николай Степанович, похожий на сушёную воблу, засунутую в белый халат, чуть ли не обнюхал «грамоту».

– Ну, Бурову виднее, – пробормотал он.

И добавил громче:

– Вам на первый этаж, в ординаторской лечащий врач Максим Олегович Дубровин. Все вопросы к нему.

Накарябал что-то на бланке, расписался. Приложил печать. Почерк Дмитрий разобрать не смог.

Максим Олегович оказался невысоким подвижным брюнетом с быстрым, но точным взглядом. Да, пациента, вернее, задержанного, доставили. Состояние? Как вам сказать. Стабильно тяжёлое. Агрессивен, маниакальное поведение. Нет, пока, до экспертизы, никакого лечения, только диагностика. Анамнез, так сказать, затруднён, сами понимаете. Санитары зафиксировали, конечно. Да, можно просто Макс, какие вопросы. Мы где-то ровесники. Да, а я пятидесятого. Возраст Христа, так сказать. Близнецы? Близнецы поступили. Как вам сказать? Тяжёлый случай аутизма, но замечательно интересный, всё-таки аутизм у близнецов – нечастая штука. Думаю, статейка получится, если не монография. Нет, безобидны, совсем безобидны. Конечно, задержанный в наблюдательной палате, по коридору направо, да, изолирован, а близнецы – палата двадцать три. Да не за что. Это мой долг.

Дмитрий вышел. Неуютно. Вот куда бы не хотелось ни за какие коврижки. К словоохотливому доктору Максу.

Он двинул по коридору. Из-за какой-то двери раздавался заунывный монотонный вой. В другой палате кто-то громко и с выражением читал стихи. Ага. Коридор буквой «Т», и у «ножки» табличка: «Боксы строгой изоляции». Жуть пробрала старлея: из противоположного конца коридора приближались две одинаковые фигуры. Он метнулся вправо, ага, вот она – «наблюдательная палата», надавил на двери – заперто.

Близнецы – в больничных пижамах, тапочки бесшумно ступают по кафельному полу, лица спокойные, отрешённые. Каким-то сдвигом сознания, самым краем, Дмитрий увидел… ощутил… понял – они уже не совсем одинаковые. Чем-то отличаются. Чем? Ну, ребята, как в бокс попадёте?