— Все верно! — со вздохом подтвердил Фицроджер. — И будет очень жаль, если это случится. Но в таком случае, леди Имоджин, думаю, вам следует назначить кого-то на свое место. Кого бы вы предпочли видеть убитым вместо себя? Меня? Реналда? Или того противного человека, который совсем не жалеет ваши ноги?

Она была права, не доверяя его улыбке. Когда он улыбался, глядя на нее, она чувствовала, как щеки ее заливает румянец.

— Не знаю, — растерянно пролепетала она.

— Только от вас все зависит, — сурово отчеканил он. — Может быть, вы желаете, чтобы мы вернулись в Клив? Тогда ни у одного из наших солдат даже волос не упадет с головы!

Имоджин спрятала лицо в ладонях, глотая злые слезы и сдерживая готовые сорваться с языка ругательства. Будь у нее оружие, уж она непременно пресекла бы эти издевательства, чтобы впредь он знал, как положено обращаться с леди!

Самое ужасное заключалось в том, что ей нечего было возразить. И ему вовсе не обязательно было доводить ее до истерики — она прекрасно понимала, что штурм замка будет стоить кому-то жизни. Скрытая атака через потайной ход скорее всего будет бескровной — во всяком случае, с нашей стороны.

Она подняла голову и вперила в него убийственный взгляд, очень надеясь, что этот взгляд заставит корчиться от стыда его черную душу.

— Дайте мне перо и чернила.

Все оказалось под рукой так быстро, что нетрудно было догадаться: Фицроджер был готов к ее поражению. С каменным лицом она сделала набросок и в угасавшем свете низкого солнца начала объяснять:

— Вход под самым обрывом, его очень трудно разглядеть со стороны, даже когда вы окажетесь совсем близко. Однако есть точный указатель: скала в виде стрелы, и если вы пойдете туда, куда показывает стрела, то наткнетесь на вход. Это просто узкая щель, и рослым воинам через нее не протиснуться. — Она посмотрела на него и злорадно добавила: — Возможно, даже для вас он окажется слишком тесным.

Он молчал, и она продолжила:

— Коридор темный и очень узкий. Но если человек оказался внутри, он уже нигде не застрянет. Чем меньше вещей вы возьмете с собой, тем лучше. Советую обойтись без света — смотреть там не на что. Пол достаточно ровный, и в проходе нет ни ответвлений, ни тайных ловушек. Вам просто следует положиться на чутье и идти вперед. — Она не удержалась от легкой дрожи, вспоминая те редкие случаи, когда бывала в этом коридоре. Кромешная тьма. И жуткое ощущение, что у этой норы нет конца.

Она подняла глаза и обнаружила нечто странное. Его зеленые глаза утратили свою прозрачность. Нет, дело было не в этом. Просто зрачки расширились, и глаза стали почти черными.

— Продолжайте, — довольно резко приказал он.

— Когда вы подойдете к выходу, — вновь заговорила она, — сквозь щели в стене начнет проникать свет. Во всяком случае, так происходит в дневное время. Впрочем, будет там свет или нет, вы все равно поймете, что коридор кончается, потому что он станет немного шире и вы увидите каменную кладку. В конце коридора находится дверь. Она открывается в подземные кладовые.

Она оглянулась. Все слушали ее затаив дыхание.

— Если вы пойдете прямо, то окажетесь у лестницы. Наверху есть еще одна дверь. Вернее, это люк, он устроен в полу гардеробной в хозяйских покоях. Нужно просто толкнуть крышку вверх, но им пользовались очень редко…

Имоджин продолжала водить пером по бумаге и говорила до тех пор, пока не выложила им все свои тайны. Тогда она отдала пергамент Фицроджеру.

— После того, как все будет кончено, этот вход придется заложить, — сказала Имоджин.

— Разумеется, — ответил он, но в его голосе прозвучала скрытая насмешка, породившая в ее душе смутную тревогу.

— Пожалуй, я смогу командовать этой вечеринкой, — ухмыльнулся сэр Реналд и потянулся за пергаментом.

— Нет.

Даже Имоджин заметила, какое странное напряжение прозвучало в одном коротеньком слове, но ей не было дела до таких тонкостей. Она хотела только одного: вернуть свой дом.

Мужчины оставили ее одну. Следовало дождаться темноты, прежде чем начинать атаку. Снова всем раздали эль и холодное мясо, не обошли при этом и Имоджин, но в остальном никому не было до нее дела. Да и кому она теперь нужна? Имоджин уже сто раз пожалела о том, что выдала семейную тайну. Но что она могла сделать?

Она прилегла на траву, чтобы дать отдых затекшим от неподвижности мышцам. Потом приподнялась, оглядела свои ноги и с грустью убедилась, что они по-прежнему не выдержат ее веса. Когда же наконец она сможет ходить?

Фицроджер услышал, как она вздыхает и возится в кустах, и подошел к ней.

— Пытаешься удрать? Или решила совершить подвиг и освободить замок в одиночку?

За эти слова Имоджин возненавидела его еще сильнее — пожалуй, даже сильнее, чем Уорбрика.

— Господи, ну что вы за человек! — раздраженно воскликнула она.

— Глупый вопрос. Я просто человек.

— И я должна вам верить? — Она покачала головой.

— Ты же все равно не обойдешься без защитника! — язвительно заметил он. — Если я скажу «да», ты поверишь?

В вечерних сумерках черты его лица немного смягчились, а фигура больше не казалась угрожающей.

— Да, — огорошила она их обоих своим ответом.

Он резко выпрямился и отошел в сторону.

Через несколько минут он вернулся и накинул ей на плечи теплый шерстяной плащ.

— Спи, если хочешь. Ночь будет долгой.

Он уже отошел на несколько шагов, когда Имоджин окликнула его:

— Лорд Фицроджер, могу я на вас положиться?

— И да, и нет, леди Имоджин, — донесся его голос, приглушенный туманом. — И да, и нет.

Это был честный ответ. Но он только усугубил ее смятение.

В лагерь вернулись последние разведчики. Она не слышала ни слова из их докладов, но, судя по оживленным приготовлениям к бою, решила, что все их предположения оправдались.

Она смотрела, как Фицроджер снял латы и как к нему подошел де Лайл и о чем-то заговорил. Она могла поклясться, что мужчины ожесточенно спорят. Из-за нее?

Затем де Лайл тоже снял латы, а Фицроджер надел стальной нагрудник. Изменились планы?

Подтверждая ее подозрения, де Лайл приблизился к ней. Он был одет во все темное и вдобавок вымазал лицо грязью.

— Не хотите сказать мне что-нибудь на прощание, милый цветочек? — спросил он.

— Я думала, что лорд Фицроджер сам поведет вас в замок.

— Я убедил его, что необходимость оставаться за спинами своих подчиненных — дорогая цена за власть над людьми, — ответил тот, сверкнув белозубой улыбкой. — И в этом случае, если вы хотели послать его на верную смерть, погибну только я.

— Зачем мне желать гибели своему защитнику? — спросила она удивленно.