С таким не поспоришь. Её внутренняя болонка прижалась животом к земле в приступе всеохватывающей покорности.

– За тебя я испугался. А его чуть не убил.

Гаврила говорит, коротко к ее губам прижимается, отрывается…

Разворачивается и идет куда-то вглубь квартиры, в которой Полина ещё не бывала.

А она тянется пальцами к губам. Они словно пекут.

У них тут первый поцелуй…

* * *

В квартире Гаврилы действительно чисто и аккуратно. Точнее это не его квартира – съёмная. Он сам объяснил, хотя Полина не спрашивала.

Простая, но вполне уютная.

Девичьи щеки покрасила мысль о том, что она сюда вернулась бы… Если Гаврила ещё пригласит.

А пока…

Первым в ванную Поля пустила его. Нужно было смыть кровь и следы драки. Когда Гаврила вышел – юркнула в наполненную паром комнату. Защелкнула замок. Стянула платье. Переступила через борт ванны.

Включила воду максимально сильно и горячо. Смывала лак и мейк, не жалея. Вся её затея теперь казалась постыдно глупой. Детской.

Она Гаврилу проучить решила, а проучила себя.

Потянулась за его шампунем… Выдавив на руку и, почувствовав запах, сжалась вся… Потому что такой вкусный… Такой им пропитанный… Так приятно на себе ощущать...

Просушив волосы, повесила полотенце на держатель.

Немного колебалась, выбирая между своим платьем и предложенной мужской футболкой… Пошло выглядеть Полине не хотелось, но куда хуже становилось от мысли, что придется влезть в ту ткань, под которую пробирались чужие похабные руки.

Гаврила – высокий и крупный. Поэтому мягкий хлопок его, возможно той же, а может другой, белой футболки укрыл женское тело до локтей и коленок.

Влажные волосы тут же намочили ткань на спине, но выходить с замотанной головой Полина не стала бы.

Матери отзвонилась отсюда же – из ванной, сидя на полу, а потом еще с минуту смотрела в потолок, приходя в себя…

Она не любит врать. Вести себя так, как с Гаврилой вела, тоже не любит. Но соврав матери и находясь в его квартире – чувствует себя правильно. Ей будто вот теперь – наконец-то легче. Во лжи и безопасности.

Она выходит из ванной, зачем-то на носочках движется на звуки…

Застает Гаврилу на его кухне. Она маленькая. Особенно если сравнивать с ним. Наверное, подними он руки, достанет кончиками пальцев до противоположных стен. Но он такими глупостями не мается.

Готовит что-то…

Поворачивает голову, когда Поля останавливается в проеме…

Проезжается по ней взглядом…

Видно, что через силу, но отрывается…

– Чай и бутерброды. Пойдет?

Спрашивает, больше не смотря.

Полина кивает.

Она не голодна, но и обижать не хочет.

Заходит, садится на очередной свой ночной табурет – уже у новой барной стойки, на которую приземляется чашка с остро пахнущим чаем и тарелка с бутербродами.

Без изысков.

Серый хлеб. Колбаса. Сыр.

Это так просто и так вкусно выглядит, что у Полины рот наполняется слюной…

Она тут же тянется за крайним, улавливает движение воздуха и смотрит вверх. Гаврила следит с улыбкой…

– Что?

Хмурится, когда Полина рука замирает, так и не взяв бутерброд.

– Ничего. Ешь. Волновался просто. Ты же… К другому привыкла…

Ответ Гаврилы, без сомнений, честный. И он делает Полине больно.

Гаврила отворачивается, возвращается к другому столу – на котором готовил. Убирает. В холодильник складывает. Доску моет. Собирает крошки…

А Поля просто следит…

Она ничего не знает о человеке, который её так быстро и так категорично выбрал.

Она его словами с грязью мешала. Незаслуженно совсем.

Уборка – вроде как не дело мужчин, а Полине от вида его движений по-особенному волнительно.

Её отец, наверное, в жизни маме бутерброды не готовил. Марьян понятия не имеет, каким ножом режут хлеб. А Гаврила... Ему не сложно. Еду ей приготовить – его не унизит. Как и по городу возить водилой…

Она соскакивает с табурета, делает шаг…

Почти сразу же утыкается лицом в мужскую спину…

Гаврила тормозит, поворачивает голову…

Они молча дышат, когда Полина проезжается пальцами по ткани на его боках… Он горячий даже через неё…

Оглаживает лопатки, плечи, едет по рукам…

Вроде бы его трогает, а сама возбуждается – соски твердеют.

Гаврила оборачивается, снова смотрит внимательно… Напряженно даже…

Медленно тянется к выключателю…

Она может напомнить, что у них договоренность – без глупостей, но не делает этого. Первая же начала.

Вместе со щелчком комната погружается в полумрак (осталась включенной подсветка рабочей поверхности).

– То есть не вкусно всё же? – Гаврила спрашивает, наклоняясь к Полине. Она подается навстречу.

– Пусть остынет немного…

Шепчет прямо в губы… Приоткрывает свои…

Ей мало короткого чмока в коридоре. Она не затем согласилась. Не затем маме соврала.

Она снова движется пальцами по его рукам, поднимается на носочки, стискивает плечи сначала, а потом скользит по шее и мнет волосы, когда он обнимает за талию и накрывает её губы своими.

Пробует сначала. Разбирается, как она разрешит… А осознав – что всё разрешит, тут же пользуется.

Ныряет в нее языком, съезжает руками вниз…

Сжимает ягодицы, как делал тот – другой… И Полину снова захлестывает. Только не страхом или отвращением, а желанием…

Она постанывает даже, пытаясь жарче отдаться. Губы горят. Грудь трется о его грудь. Внизу живота жарко…

– Полюшка…

И ему тоже – Поля чувствует, но он первым отрывается. Голову чуть назад отводит, смотрит на нее… Гладит по влажным волосам ото лба и вниз.

– Ещё скажи…

Она просит, о чем никогда не попросила бы… Гаврила улыбается…

Тянется к лицу, отводит прилипшую влажную прядь… К губам приближается…

– Значит, нравится тебе?

Дожидается кивка, улыбается...

– Полюшка моя…

Говорит нежно, чтобы через секунду снова поцеловать. Нырнуть ладонями под собственную футболку…

На ней нет белья – не специально для этого сняла, намочила просто по-глупому, но он вряд ли о чем-то не том подумает или в чем-то не том обвинит. Её Душевный – очень Понимающий.