Я сверкнула глазами, процедив:

— Щипаться — не мой боевой стиль. И я с девчонками не дерусь.

Какой-то оруженосец в его свите сдавленно хихикнул, а король, протянув ладонь, ожег мою щеку осторожным прикосновением пальцев. Я вытерпела, сцепив зубы.

— Чистый горный лед, — криво улыбнулся монарх. — Запомни, принц, женщины могут быть куда более опасными врагами. Гадюк надо давить.

— Если у гадюки вырвать зубы, она станет неопасна.

— Иные гадюки — сплошной зуб, — с этими словами король резко дернул рукав платья девочки, оборвав его, бедняжка вскрикнула, и все увидели ее руку, расцвеченную синяками от фиолетово-черного к желтому. — Напомни свое имя, фрейлина.

Девочка оказалась дочерью барона фьерр Холь, круглой сиротой.

— Мне не хотелось отправлять тебя в монастырь до замужества, — поморщился король, — но, вижу, даже там тебе будет лучше, чем здесь.

В глазах несчастной появилась такая обреченность, что я не выдержала:

— Ваше величество, могу ли я просить вас о милости?

Роберт удивленно воззрился на меня: впервые за месяц этой адской жизни при дворе я о чем-то его просила.

— Слушаю, Лэйрин.

— Прошу вас назначить Лилиану фьерр Холь фрейлиной ее величества, если, конечно, она сама не против, — метнула я на нее взгляд. Мало ли, ведьмы испугается. — Королева Хелина больна, меня рядом нет, а в предгорье, где вы позволили ей поселиться, у нее совсем малочисленная свита, недостаточная для ее положения.

Король гневно раздул ноздри.

— А я соглашусь принять вашего оруженосца, хотя он мне совсем ни к чему, — деловито предложила я сделку, поняв, что откажет. Пажа мне король упорно подсовывал с первого дня, но до сих пор я отбивалась.

— Какие жертвы! — оценил он. — Хорошо, пусть будет так, если Лилиана согласна служить горной ведьме.

— Согласна, ваше величество, — прошептала девочка.

Умненькая — поняла, что лучше одна ведьма, чем шесть.

Присланный королем паж продержался до вечера. На прогулке его конь отчего-то вдруг понес, и мальчик сломал ногу, бедолага. Я потом его навешала, и мы почти подружились, по крайней мере, мне тогда казалось, что зла он не держал и был даже рад, что Божьим Промыслом избавлен от услужения «повелителю снежных дьяволов». Слышал бы Рагар о таком потрясающем титуле, каким меня наградили слуги.

В тот же день я написала матушке письмо, и наставник отослал его вместе со своим ежедневным отчетом, а Лилиану решили отправить, не дожидаясь окончания срока моего заточения во дворце. Я видела, какими глазами смотрели на уезжавшую фрейлину младшие сестры В. - они ей завидовали.

Бог с ними, с этими глупыми принцессами. Это вполне сносные неприятности. Нестерпимым было другое — сам благородный наш король.

Взять хотя бы одну из его любимых издевок.

Наставник поднимал меня рано, едва всходило солнце, и гнал на разминку. Во дворце еще все отсыпались после еженощного королевского разгула, но Роберт, если никуда не уезжал, всегда приходил понаблюдать и испортить нам с утра настроение, во сколько бы ни закончились его ночные похождения.

Как мастер Рагар ни скрипел зубами, выгнать государя не мог, и я вынуждена была приветствовать короля по заведенному ритуалу: опускаться перед ним на одно колено и прикладываться к руке.

— Да здравствует ваше величество.

Я касалась губами перстня на его пальце, но ни разу не успевала вовремя отдернуться — ладонь Роберта стремительно разворачивалась, и он, ухватив меня за подбородок, проводил большим пальцем по моим губам. Словно раскаленный прут прикладывал. Хотелось сплюнуть, но во рту все пересыхало от жара, гадливости и злости.

— Доброе утро, ваше высочество, — довольно скалился король. Его забавляли и моя ярость, и еле сдерживаемый гнев мастера Рагара, на миг терявшего лицо.

Надо ли говорить, что после этого я свирепела, как берсерк, рубилась с утроенной силой тренировочным мечом и метала дротики в мишень с повышенной точностью, представляя, что убиваю — вот так тебе, так, и еще раз сдохни! — рыжую сволочь, навязанную мне в отцы.

Государь развлекался так лишь без чужих глаз, назло не столько мне, сколько Рагару, которого терпеть не мог — мол, и что ты сделаешь со мной, вейриэн? — но я уже знала, кого король одаривал таким жестом. Только своих фаворитов.

Он не любил женщин. Вот почему Роберт Сильный так упорно не хотел думать о разводе и новой женитьбе ради наследника. Его вполне устраивала даже ведьма в супругах, но только в изгнании, подальше от супружеских обязанностей.

Поначалу король отдалил фаворитов, чтобы не сразу меня пугать — боялся, наверное, что сбегу по дороге. Но во дворце снова их приблизил, и за ужином, переходившим к ночи в непотребный разгул, всегда сажал кого-нибудь из юношей у своих ног. Детей Роберт удалял из зала не сразу, и я перестала есть и пить за общим столом. Сидела, не поднимая глаз, крутила в руках, чтобы чем-то их занять, нож или двузубую вилку, но ни крошки не поднесла ко рту.

Роберт бесился страшно, отлично поняв мое презрение, но сделать ничего не мог, равно как и я ничего не могла тогда, и мы молча посылали друг друга к демонам. Я голодала, глотая слюни, он сцеживал яд и развлекался.

Королевские любимчики быстро поняли, что мои ужасные «дьяволы», от которых все шарахались, защищают только мое тело, но не душу. Держались они нагло и развязно, заставляя трепетать всех, кроме короля, и ненавидели меня не меньше, чем принцессы. А ведь я тогда еще ничем не могла им помешать: ни их разбоям в королевстве, ни воровству в казне, ни жадности к королевским подачкам в виде золота, поместий и титулов. Даже на дуэль не могла вызвать за оскорбления.

Впрочем, когда один из фаворитов зашел слишком далеко, король поставил на место всех остальных.

Случилось это через месяц после моего приезда в Найреос, на пиру после очередной охоты — их, как и турниры, Роберт обожал. В тот вечер за столом у ног короля сидел его тогдашний любимец, которого он выделял из всех, — такой же рыжеволосый, но зеленоглазый, разряженный в шелка, с золотыми кольцами и браслетами на руках, тяжелой цепью на груди, какую не каждый герцог мог себе позволить. Прозвище у него было Рыжик. Силой и буйством он мало уступал покровителю. Видела я, как он с мечом управляется на поединках, — подраться фаворит любил и задирал всех.

В одной руке король держал кубок, второй ерошил шевелюру фаворита и, отпив из кубка, запрокидывал его голову и целовал в губы.

— За наследника! — провозглашен был очередной тост.

— За наследников! — гаркнул Рыжик, двумя пальцами поднимая свой кубок. — Ты ведь всех, кто ни попросится, берешь в сыновья, мой король, даже приблуд. Усынови и меня, я тоже хочу поносить после тебя корону.

Вот тут я не выдержала. В тот же миг кубок вылетел из его руки и покатился по каменному полу, вино выплеснулось. У меня осталась только двузубая вилка, и я как ни в чем не бывало бороздила ею соус в тарелке. Скорость, ловкость и меткость, угу. А на таком расстоянии промахнуться грешно.