– Конечно это я! К тебе больше никто не придет.

Он пошевелил губами и сказал:

– Это было обидно.

– Ой, прости, я же не хотела тебя обижать!

Они умолкли, а затем одновременно рассмеялись.

– Ладно, девчонка, больше не смеши – умирать мне пока рано.

– Все тот же настрой, мне нравится.

Старик чуть-чуть пошевелил головой в сторону двери и произнес:

– Там пенсия пришла – знаешь что делать.

– Кому на этот раз?

– Против СПИДа – себе не забудь взять часть.

У Аделайн словно лампочка над головой включилась, и она достала из карманов пачку таблеток. Она обошла весь домик в поисках воды, но ничего не нашла. “Снова водка?!” – крикнула она с кухни. Слово “да” она не услышала, но, похоже, мертвое молчание его и обозначало. Из другого кармана она достала флягу и не просто протянула все нужное старику, а самостоятельно нагнулась, взяла его язык, положила на него парочку таблеток и залила рот водкой.

– Ну а дальше сам. – Сказала она и плюхнулась на деревянный, полный торчащих щепок, пол, даже не пискнув.

Она достала портсигар и вытащила оттуда косяк. Пока старик с тяжестью глотал свои таблетки, она уже вовсю пыхтела.

*Затянулась*

– Дети не доставали?

– Не смей их трогать. Запомни – дети – будущее этого города, из них еще можно сделать нормальных людей – ты и сделаешь из них нормальных людей… Не позволяй им “улетать”… Дай мне. – Он вытянул губы трубочкой, прося косяк.

– Эй! Это моя отборная трава, а у тебя таблетки!

– Купленные на мои деньги… Думаешь, я не знаю, что ты тратишь их на мое лечение?.. Дай мне чертов сверточек.

И вот пыхтели они оба. Старик будто улыбался не только ртом, но и глазами.

– И как он? – Спросил ее старик.

– Главное все не проеб…

– Цыц!

*Затянулась*

– Я справлюсь, хорошо? Я всегда со всем справлялась!

– А как же та другая? Первая… Как же ее там звали…

– Мне было плохо, я была не готова.

– Столько лет ведь утекло…

– Послушай! Я всегда буду. Я всегда буду приглядывать за тобой и другими.

Я ушел: все скатилось в какую-то мелодраму, где они обсуждали жизнь и наш город – больше они меня не интересовали. Хочу признать, что слухи о старике совсем неправдивые, ведь он оказался далеко не худшим, даже имел похожие на мои взгляды. Эта парочка оказалась увлекательной: никогда бы не подумал, что такой старик и такая девушка могут сойтись вместе.

Теперь вы можете думать, как же не везет старичку то: жить возле пляжа, где постоянно народ плавает и веселится – не думайте. Наше море чище многих, но когда моряки стали отлавливать вместо рыбы утонувших людей, то тенденция плавать в таком месте спала, хотя иногда к берегу кого-то все равно прибьет, но это “такие” люди, которым просто не нравятся белые круги.

Вернувшись в аптеку, меня сразу окликнула кассирша, вручившая мне активированный уголь в руки и еще пару пачек таблеток за абсолютно бесплатно. Сказала, что все уже оплачено, а кем – секрет.

11 ноября 2017 года.

Этот день я проспал из-за плохого самочувствия и ужасной усталости, а к вечеру, когда мне стало легче, я обнаружил сообщение в телефоне: меня приглашали на похороны Лейлы, которые я проспал. Тем же вечером ее отец прислал сообщение: “Мы понимаем”. Не знаю, пришел бы я на них, если бы был в хорошем состоянии.

12 ноября 2017 года.

Я немного замедлился из-за прошлых дней, но в этот день я был готов действовать: найти Еву и сказать ей, что я верю.

Хочу заметить, что это была первая за долгое время ночь, где я не пялился на блистательную луну, попутно заправляя себя цветным дымом. Обычно то я любил направлять дым ровно на луну, окрашивая ее то в красный, то в зеленый, а в эту ночь я просто смотрел на свой потолок. – Вот честно не знал, что у него есть оттенки салатового. – И может к утру мне и стало легче со всеми этими побочками космы – я теперь начал страдать жуткой бессонницей: не мог перестать думать о Лейле, о том, не слишком ли поздно я приду к Еве и кто вообще такая Ева.

В общем, к утру я был убитый, но я ведь не полный идиот: я всегда знал, что такие ночи будут происходить, поэтому на третьей полке холодильника, в самом дальнем уголке, меня ждала банка полулитрового энергетика. – Всяко лучше кофе и бодрит не хуже.

Снова пробравшись на платформу, что висела ниже моста, я ничего не обнаружил: она была пуста. Зато внизу были разбросаны некоторые вещи, которые упали на бетонное основание, а не в воду, как все остальное. Как она могла выкинуть такой идеальный красный пуфик? Если он был ей не нужен, то хотя бы оставила, а я бы забрал себе, но нет, надо же всем доказать, какая ты не привязанная к чему-либо.

Проходя квартал за кварталом, я рассуждал о том, где она может быть. Моя логика была такова: “Где может гулять четырнадцатилетняя девочка?” – но следом шла мысль, которая рушила все – “Но раз она жила во многих телах… то ей должно быть за сотню, а то и больше”. И считайте глупым или умным решением, но я решил сходить в дом престарелых, – удивительно, но и такое в нашем городе есть, – я думал: раз уж она такая старая, то у нее должны быть старые друзья.

Но следом я узнал, что человеку нужно быть за пятьдесят, чтобы попасть сюда, а таких в городе настолько мало в живых, что мэр города посчитал весь дом престарелых “плохой затеей”, – мэр может такое говорить? Как-то не по-деловому звучит. В итоге получилось так, что здание стоит пару лет без дела.

Знал я парня, Готье Дюрана, у которого в семье еще была жива бабушка – хорошая женщина, но вырастила жуткого сноба, а если не вырастила, то как минимум позволила этому произойти. Любил он потрепать языком о благополучных семьях, называл свою идеальной, а чужих отсталыми. Прямо на переменах подходил и спрашивал: “Старые есть в семье?” – на что ему в ответ говорили – “Отвали, Готье” – а такие как он просто не отстанут. На своих днях рождениях, когда он собирал огромную толпу на своем заднем дворе, Готье любил усадить за стол свою бабушку и представлять ее как экспонат в цирке уродов. И я приходил на его дни рождения, но не потому что он мне нравился, а потому что я никогда не знал свою бабушку: она, как и мать, умерла сразу же после родов. Я только отца и знаю, наверное, я для него тоже единственный. Надеюсь, я нравился бабушке Готье, потому что сейчас ничего не получится изменить: она умерла год назад, и Готье перестал так много болтать, закрылся в себе и засел в углу класса. Старики мне всегда нравились из-за их жизнерадости. Их будто не затронуло все то, что происходит сейчас. Я спрашивал ее:

– Скажите, почему народ убивается?

– Сплоченность была у нас – у вас же что-то другое. – Я не знаю, что же в нашем поколении, но с ней я согласен: в этом городе никто не держится за других.