Соседа с первого этажа звали Михаилом Сергеевичем, это тоже Жэка доложил. Был он единственным свидетелем, который видел из окна, как Горелов Игорь Васильевич вывел на прогулку свою собачку и как потом быстро пошел в сторону сквера, куда убежал Сявочка. Потом он же поймал мечущуюся по двору беспризорную собачку. Принес ее хозяйке. Больше он ничего и никого не видел. Никого постороннего, ничего подозрительного.

– Он один живет? – спросил Лавров у застывшей скорбной Нины Николаевны.

– Да, кажется… – отозвалась она через минуту. Неуверенно дернула плечиком. – Кажется, один. Собака у него есть точно. Он ее выгуливает после нас всегда. Мы заходим, они выходят. Так как-то… Послушайте, Саша!

Она вдруг встрепенулась, торопливо ушла из кухни, вскоре вернулась, протягивая ему уже знакомую ориентировку с портретом застреленного Филиченкова.

– Это все из-за него! Это он! – проговорила она, глядя на Лаврова с лихорадочным блеском в глазах. – Это он убил Игорешу!

– Зачем? – задал он резонный вопрос.

– Потому что мы его узнали! Потому что мы сигнализировали в полицию. И даже вызывали участкового, и он совершал поквартирный обход. Правда… Правда, он ничего не дал, но мы же сигнализировали! И тем самым автоматически попали в черный список! – закончила женщина, тяжело дыша.

Потом прошла к окошку, выглянула на улицу поверх пышного цветения орхидей, кивнула куда-то вниз со словами:

– Там вон он сидел, когда я его видела. На детских качелях. Я его узнала. Вернее, опознала! Это был он! В черной куртке, в черных штанах, такая же угрюмая рожа, заросшая щетиной.

– Это было вечером? – с сомнением спросил Лавров.

– Да, вечером, я Сяву выгуливала. – Она вдруг резко обернулась, глянула на Саню, деловито кивнула. – Понимаю, куда вы клоните. Вечер, видимость плохая. У меня возрастные изменения со зрением. Но это не прокатит, молодой человек! Нет! Это был он. Знаете, почему я так уверена?

– Почему?

Саня заскучал. Он напрасно тратил время. Напрасно! Никто из потерявших близкого человека так нелепо не обвинит случайность. Никто! Все станут искать виноватого. Он это знал, он с этим сталкивался.

– Потому что горели фонари. Потому что у меня почти стопроцентное зрение. И потому что Игореша тоже видел этого человека. Вот! – Она схватила со стола ориентировку, потрясла листом бумаги перед его лицом. – Вот этого! И не надо тут…

Лавров осторожно вытянул ориентировку из ее пальцев, разгладил на столе, глянул в ненавистную физиономию. И в очередной раз подумал, что практически счастлив, что эта тварь теперь не топчет их планету.

– Вы ведь его знаете?! – ахнула она вдруг, что-то такое уловив в его лице. – Знаете, так?

– Да, я был с ним знаком, – нехотя признался Лавров, осторожно двигая листок по столу в ее сторону.

– Потому его и защищаете?! – тут же заподозрила в нем оборотня в погонах, хотя он их теперь и не носил.

– Нет. Я его не защищаю. А знаю я его потому, что он убил моего друга, расстрелял. – Он стиснул зубы, снова вспомнив то мерзкое утро, когда они с Виталиком Сухаревым расслабились и прозевали все, все, все. – Я не могу его защищать, Нина Николаевна, поверьте. Но уверяю вас, это был не он, во дворе.

– Ну почему?! Откуда такая уверенность?!

– Этот человек, если его можно так назвать, сбежал из тюрьмы и был убит при задержании.

– Это точно?! – Она глядела на него так, будто он лишил ее последней надежды. – Это точно?!

– Абсолютно… – Лавров развел руками. – Нина Николаевна, я готов вам помочь. Сто процентов готов, но… Но при условии, если у вас найдутся какие-нибудь, хоть косвенные, доказательства того, что смерть Игоря Васильевича не несчастный случай. Иначе вам придется признать, что…

– Я поняла. – Нина Николаевна выпрямила спину, обтянутую траурным платьем, выразительно глянула на дверной проем. – Я вас не задерживаю, Саша.

Лавров, с грохотом двинув стулом, пошел в прихожую. А и ладно, как пожелает. Он не навязывался. Он тут больше по Жэкиной просьбе. И Лерка просила утешить вдову, чтобы она под ногами не мешалась. У кого конкретно Нина Николаевна должна была мешаться под ногами, Лера не уточнила. Просто наморщила носик и неопределенно помотала в воздухе руками, выпроваживая его из дома после завтрака.

Кстати, завтрак! Он его так и не доел. Лера просто завалила стол тарелочками со всякой вкуснятиной. Он так сотни лет не ел. Лавров заторопился. Но неожиданно у самого выхода Нина Николаевна поймала его за рукав куртки и, умоляюще глядя на него воспаленными от слез и бессонной ночи глазами, сказала:

– Я обещаю вам, Саша, что не стану писать жалобы. Не стану требовать возбуждения уголовного дела по факту гибели моего супруга. У вашего приятеля не будет проблем. Но взамен вы должны мне пообещать кое-что.

Жэка в самом деле просил поговорить с ней именно об этом. Он уже отчитался, что гибель Горелова Игоря Васильевича – не что иное, как несчастный случай. А вдруг вдова в прокуратуру пойдет и жалобу напишет, а?

«У меня и так, Саня, залет на залете. Поговори с ней, а? – попросил он сегодня утром в телефонном разговоре. И тут же спросил с тревогой: – Как там доча? Не бузит?»

Доча не бузила. Доча его сегодня собралась переклеивать обои и перестилать линолеум в крохотной каморке, которую Лавров и за комнату никогда не считал. Эту конуру прежние хозяева квартиры откромсали от большой комнаты, поставив стенную перегородку и влепив в нее дверь. Он все собирался, собирался эту перегородку снести, да так и не собрался, завалил ее мусором. Теперь вот Жэкина активная доча принялась ее обживать…

– Что я вам должен пообещать, Нина Николаевна?

Лавров осторожно высвободил свой рукав из ее крепких пальчиков, еще раз порадовавшись за Жэку. Не станет вдова досаждать, не станет, раз сказала.

– Вы должны мне пообещать, что найдете убийцу моего мужа, – выпалила Нина Николаевна и сразу все испортила.

Лавров чуть не захныкал. Из-за друга сдержался, кивнул едва заметно и вышел вон из чистенькой милой квартирки, осиротевшей без хозяина и собачки. Кстати, где она, Нина Николаевна сказала? У соседа с первого этажа? Не слишком ли услужлив этот сосед? Что ему нужно вообще?..

Сегодня их поредевшая семья должна будет собраться за воскресным обедом.

Это была прекрасная традиция прежде. Теперь скорее дань уважения памяти. Памяти о тех славных временах, когда все они были вместе и были счастливы. Обеды случались тогда веселыми, шумными, непременно бывали гости, готовилось много вкусной еды, подавалось все на красивой посуде, огромный стол в гостиной на первом этаже их большого дома накрывался белоснежной скатертью.

После обеда женщины перебирались на веранду и начинали готовить стол к традиционному воскресному чаепитию с шикарным десертом, мороженым, фруктами. А мужчины уходили в кабинет к отцу, выпивали там по стаканчику чего-нибудь крепкого, выкуривали по сигаре или сигарете, кто-то смолил трубку. И под медленно плывущий по кабинету отца ароматный дым дорогого табака там всегда велись серьезные разговоры.