подбит, вдоль корпуса по свежей краске тянется уродливая полоса — из меня так себе водитель и я бы в жизни не подумала бы, что сяду за руль с ребенком.

Но выбора нет. Смотрю в том направлении, откуда мы с Владиком ушли, и понимаю, что я единственная похоже сейчас, кто видит в ребенке не фишку на игральном поле, не денежный эквивалент, а просто маленького несчастного человека.

Хотела бы я думать, что кто-то сможет так же позаботиться и о Руслане.

Владик вытирает нос, всхлипывает и смотрит на машину, которую я открываю.

— Куда мы? — спрашивает он.

— Отвезу тебя к папе.

Он долго глядит на меня.

— Врешь.

— Что? — я даже застываю от этих слов, сказанных так уверенно, забываю о том, что сзади остались те, кто видит в нас добычу.

— Папы у меня нет, — Владик забирается в машину.

Как бы странно ни звучала эта реплика, я понимаю, что получила утвердительный ответ: он едет со мной.

— Пристегнись! — командую, заведя мотор и сдаю задом.

У меня нет времени проверять, как там Влад — впереди уже показались полицейские.

Я не очень-то рассчитываю давление на педаль и машина сдает назад как бешеная. Рычит мотор.

Я чудом избежала того чтобы не сбить ограждение задом. Машина разворачивается с визгом покрышек — я думала, такое возможно только в фильмах, и мы с Владиком покидаем аэропорт по загородному шоссе.

Магнитола все еще играет, как бы я ни пыталась ее заткнуть. Руки у меня подрагивают и я вспоминаю о том, что под передним пассажирским сидением по-прежнему лежит телефон Сафонова-старшего, а младший тем временем спокойно едет сзади и смотрит в окно.

Отследить нас дело пяти минут.

Крепче вцепляюсь в руль.

Адреналин понемногу проходит и я начинаю понимать, что натворила, точнее осознавать это. Мой мальчик так и остался у чужих людей. Хочется биться головой о руль, но я не могу. Сейчас я отвечаю уже за две жизни.

Поэтому просто выдыхаю.

У меня есть примета, быть может глупая, что когда все ходы исчерпаны и кажется, что жизнь завела в тупик, остается только прислушаться ко вселенной — она как будто шепчет ответ.

— А ты правда везешь меня к папе? — вдруг говорит Владик.

Я приподнимаю голову, ловлю его отражение в зеркале заднего вида и не могу признаться, я сказала это сгоряча. Узнав, что Влад просто предмет торговли, я захотела вернуть его отцу. Не думала, что покажусь Сафонову, зная о нем все то, что рассказал Эдуард.

— Да, — я вдруг понимаю, что так правильно.

Если олигарх действительно живет по законам мести, пусть поит меня снотворным, если думает, что так правильно. Но он поможет моему сыну. Сильнее жму на педаль.

Почему-то в глубине души у меня теплится другая надежда. Если потеря семьи сделала этого человека зверем, то возвращение хотя бы части сможет его отогреть?

Слепит фарами идущий навстречу грузовик и я отвлекаюсь от этих мыслей.

— А почему он ко мне раньше не приходил? — продолжает Владик.

— Понимаешь, малыш, — вздыхаю, — плохие люди захотели тебя спрятать. А папа тебя искал. Поэтому он стал немного страшным. Он очень зол на тех мужчин…

Владик поднимает голову.

— Они мне тоже не понравились, — он отворачивается к окну. — Сказали, что отвезут меня к родителям. Я им не поверил.

Перевожу дыхание, потому что вижу как навстречу нам едет карета скорой помощи. Маркировка мне знакома — это частный медицинский центр, где мы с Сафоновым уже бывали. За ней мчится кавалькада из черных машин.

Я чувствую себя так, словно меня только что ударили током.

Это. Был. Он — олигарх и его охрана.

Вот же… Вот же блин. Нет, не так.

Твою мать!

И они меня не узнали — слишком спешат выяснить, что с Сафоновым. У меня так сильно холодеют пальцы, что руки едва ли не сваливаются с руля.

Так это не Сафонов звонил. А я, я же не могла… убить олигарха? Не могла же поставить совсем не ту точку в этой трагедии?

— Они везли меня в Германию, — говорит Влад. — А я не хочу уезжать. Здесь живет моя мама.

Мимо нас пролетает последний автомобиль охраны Сафонова, я чуть-чуть сбрасываю скорость, но уже понимаю, что не сумею развернуться на этой трассе. Теперь мне надо искать широкое место — заправку или развилку.

Да и кто знает, что будет ждать ребенка Сафонова, если его отец умрет.

Не хочу думать в таком ключе. Вжимаю голову в плечи. Не хочу знать, что я… Черт, сейчас я отчетливо понимаю, что хотела бы еще раз заглянуть в глаза олигарху и задать ему прямой вопрос: “Ты что, в самом деле, забыл, что такое любовь?”, хотела бы дать ему чувствительную пощечину.

Мне ясно представляется Сафонов. Сердце екает. Ведь я хотела бы спасти его.

Но все надежды рушатся сейчас. Я убежала не с тем мальчиком из аэропорта, я отравила единственного за последние четыре года мужчину, к которому почувствовала что-то.

— Если ты тоже соврала, я тебя не прощу, — добивает Владик.

Я обманула ребенка.

Впереди мелькает знакомый указатель и я, не думая, сворачиваю с дороги. Там мой старый-старый дом, еще бабушкин, заброшенный после того как умер мой папа.

Когда мы выходим из машины, Владик не задает вопросов. Я аккуратно приоткрываю калитку. Петли совсем проржавели, не слушаются. Дом деревенский, деревянный — отголосок прошлого, поэтому Эдуард не запустил сюда лапы. Все остальное имущество семьи муж превратил в собственные активы.

Ключи где обычно, в старом глиняном горшке на террасе.

Я вспоминаю, как здесь прошли счастливые годы моего детства. При мысли о том, что я не могу дать такого же Руслану, сердце начинает щемить.

Позади раздается скрип половицы, я оглядываюсь, чтобы со всем ужасом отчаяния окунуться в понимание, что рядом не мой сын.

— Я есть хочу, — он вытирает нос пальцем и мне вдруг становится чуть-чуть теплей на душе.

Разве Влад виноват в том, что все так вышло?

Присаживаюсь на корточки рядом и поправляю шарф на его шее.

— Сейчас чего-нибудь поищу.

В полке только старая гречневая крупа, но и то хлеб. Мне совестно, что я завела ребенка в такие дебри, но сейчас мне лучше разведать ситуацию прежде чем думать про следующий шаг.

Хожу к колодцу, хлопочу на кухне при свете старой газовой горелки и как-то становится легче на душе, когда я на миг представляю, что сзади Руслан. А дом этот новый и здесь живет и Владик и другой, надежный мужчина, такой,