Старший полицейский поинтересовался: известно ли мне, что брошенный чемодан может быть осмотрен без ордера?

«Началось», – подумал я.

Я сказал, что мне об этом известно. Полицейский сунул руки в карманы брюк, и я увидел кобуру с пистолетом и пристегнутые к ремню наручники. Молодой полицейский наклонился и открыл чемодан.

Чемодан был набит вещами, причем все выглядело так, будто их туда запихивали в спешке. Это были вещи Эйба – если быть точным, те, которые исчезли из квартиры в ту ночь. Трупа в чемодане не было. Полицейские спросили, почему я выбросил эти вещи.

Я ничего не понимал. Зачем Эйб оставил чемодан-улику в таком заметном месте, а до этого каким-то образом избавился от тела?

Полицейские продолжили задавать вопросы: «Вы в ссоре с этим… мистером Хэйлом? Где он сейчас? Где и когда вы видели его в последний раз?»

Я сказал им, что Эйб ведет себя странно, но наши отношения неверно было бы назвать ссорой. Эйб переехал куда-то в Восемнадцатый округ, это все, что мне о нем известно. Я никогда у него не был. В последний раз мы встречались в кафе около недели назад.

Наконец полицейские ушли. Я закрыл за ними дверь, сел в кресло и попытался разобраться в том, что происходит, но спустя несколько минут сдался. Голова болела так, что я чуть снова не вырубился.

В отчаянной попытке найти хоть какую-то подсказку я просмотрел вещи в чемодане. В ящике комода я обнаружил паспорт Эйба и маленький золотой медальон с выгравированной на крышке статуей Свободы. Я подарил его сестре Симоны, Лауре, и не представлял, как он мог попасть в вещи Эйба. А на дне под стопками одежды лежал листок с одним-единственным написанным заглавными буквами словом: «БЕГИ!»

Я инстинктивно подчинился и бежал.

Купил билет на самолет до Нью-Йорка, упаковал вещи и на следующий день поехал в аэропорт. Мой паспорт исчез, обращаться в консульство за дубликатом я побоялся и поэтому воспользовался паспортом Эйба. Надо было как можно скорее добраться домой.

Я прошел паспортный контроль, а когда прилетел в Штаты, то сел на скамейку за территорией аэропорта и заплакал. Некоторые прохожие спрашивали, не могут ли они чем-нибудь мне помочь, но я не сумел выдавить ни слова в ответ.

Все, что было потом, не имеет отношения к причине, по которой я вас сюда пригласил. Несколько месяцев я прожил в Мексике. Там я постепенно восстановился. Страх, что полиция в любой момент может постучать в мою дверь, постепенно ослаб, а потом и вовсе исчез.

После Парижа мои отношения с женщинами можно назвать случайными и несерьезными, о женитьбе я даже не думал. Если я в ту ночь все-таки превратился в убийцу, значит это могло случиться снова, поэтому я вел себя так, чтобы этот кошмар никогда не повторился.

О Симоне или Эйбе я больше не слышал. Многие годы я старался забыть обо всем и даже начал думать, что мне это удалось. Но вот несколько недель назад кое-что случилось – детали тут не важны, – и я понял, что воспоминания о той ночи никуда не делись. Они просто заперлись в некой тайной комнате моего сознания и ждали своего часа. Я так и не простил себя за то, что произошло в ту ночь, за то, что был там, безотносительно того – убил или не убил. Вместо того чтобы остаться, все выяснить и принять ответственность, я трусливо сбежал.

Чувство вины и угрызения совести я старался компенсировать тем, что посвятил свою жизнь благотворительности. Хотел бы я повернуть время вспять, но, увы, не могу. Однако я не хочу покинуть этот мир, так и не узнав – преступник я или нет.

Мы сидели в темноте, и я чувствовал себя таким же вымотанным, как Джош. Его лица я больше не видел. Он превратился в смутный силуэт в черной воде, в глубины который мы погрузились, после того как он поделился со мной своей тайной.

Джош медленно встал, включил свет и снова сел в кресло.

– Теперь вы знаете, о чем идет речь. – Он посмотрел на меня, как мне показалось, даже с вызовом. – Завтра, если вы согласны, мы приступим к решению нашей задачи.

– Все не так просто, – заметил я. – Во-первых, мне потребуются ваши медицинские записи. Во-вторых, необходимо, чтобы вы подписали заявление, подтверждающее тот факт, что вы сознаете все связанные с подобной терапией риски и в случае возможных последствий принимаете всю ответственность. Мне нужно знать, какое лечение вы проходите на данный момент, чтобы я мог убедиться, что данное заявление будет иметь юридическую силу. Учитывая возможность ограниченной вменяемости.

– Мне все это известно. Копию моих медицинских записей вы найдете у себя в комнате. Касательно заявления я уже проконсультировался со своим адвокатом. Обезболивающие, которые я принимал, и дозы лекарств не влияют отрицательно на мои умственные способности.

– Вижу, вы все предусмотрели.

– Я думал об этом не один месяц и не один год, и я люблю порядок во всем.

– Мы могли бы попробовать словесно-ассоциативный тест, – предложил я. – На его разработку уйдет не больше двух дней. Иногда результаты такого теста весьма впечатляют, и они более точны, нежели результаты регрессивного гипноза.

Джош покачал головой:

– Я склоняюсь к гипнозу. А там посмотрим, потребуются ли нам тесты.

– Джош, вы вели дневник в то время?

– Нет, не вел. А почему вы спрашиваете?

– Наша память порой играет с нами злые шутки… То, как человек излагает свои воспоминания о давних событиях, совсем не обязательно соответствует тому, как все происходило на самом деле.

– У меня отличная память, Джеймс. Никогда на нее не жаловался. В последние несколько дней до вашего приезда я, чтобы вспомнить точно каждую деталь, изложил все на бумаге.

– Это я понимаю, я обратил внимание на то, что вы помните много деталей. Но наша память не кинокамера, которая просто фиксирует изображение и звуки. Она обладает удивительной способностью приукрашивать и даже искажать наши воспоминания.

– Я знаю, о чем вы, но уверяю вас – это не мой случай. А теперь, если позволите, мне надо немного отдохнуть. Увидимся завтра утром.

Медицинские записи Джоша лежали на кофейном столике в моей комнате. А рядом – конверт с логотипом одного из его фондов. В конверте я обнаружил отказ от требований об ответственности на случай неприятных последствий, которые могут повлечь сеансы терапии, на которую он согласился. Еще там было медицинское свидетельство, подтверждающее тот факт, что лечение не повлияло на умственные способности Джошуа.

Лейкоз был диагностирован на поздней стадии, после лечения цитостатиками наступила ремиссия, но потом болезнь возобновилась с новой силой. Просто чудо, что Джош все еще оставался жив, а боли не так сильно его мучили. Но в общем и целом случай был типичным.

Перед тем как лечь спать, я достал блокнот с авторучкой и набросал план предстоящего сеанса. Ну и составил план «Б», на случай если первый не сработает.