Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– «Держите спину прямо» и «Не зацикливайтесь на том, чтобы держать спину прямо», – прочитал вслух мужчина с седеющей «канадкой». – Я бесконечно удивлен тем, что люди покупают это дерьмо.
– Продавать его им – твоя работа, – фыркнул один из программистов.
– Эй, друг, а последнее? – сказал другой программист. – Похоже, это из плана твоей жены, а не из твоего.
Картер пожал плечами:
– Для меня это никогда не имело большого значения.
– Вот почему ты здесь, – сказал Томас. – Мы все, сидящие за этим столом, разделяем твой скептицизм.
– То есть… ты думаешь, что Apricity ошибается? – почти прошептал Картер. В конце концов, это смахивало на богохульство. Еще и из уст руководителя!
– Не сама по себе, – медленно произнес Томас. – Даже не так. Здесь все верно. – Он протянул руку и провел пальцем по проекции так, чтобы она заколыхалась в воздухе. – Если бы ты следовал этим советам, то, вероятно, стал бы счастливее. Но позволь мне спросить тебя: только из-за того, что все верно, значит ли это, что все правильно? Я вот о чем: счастье – это то, чего ты хочешь, Картер?
– Ну, да. Конечно. Что же еще?
Томас Игнисс поднял брови.
– Люк, – сказал он, и уборщик передал Картеру новый ватный тампон.
Картер сунул тампон в рот, думая о дегустации вин и оплеванных бочках. Один из программистов протянул руку за ваткой, положил ее на чип и воткнул устройство в свою машину: тот же процесс, что и всегда. Только теперь он казался немного другим. Все сидевшие за столом мужчины слегка наклонились вперед. Картер обнаружил, что тоже наклоняется. Во рту у него внезапно пересохло, как будто тампон впитал нечто большее, чем его слюну и несколько клеток со слизистой щеки, как будто он высосал что-то из глубины его души.
Когда экран наконец загорелся, программист не стал выводить проекцию изображения, а сначала передал его Томасу. Тот прочитал текст и, одобрительно кивнув, пустил экран по кругу в таком направлении, чтобы Картер увидел текст последним. Другой программист хихикнул; мужчина с «канадкой» пробормотал: «Это может сработать»; уборщик благодушно улыбнулся. Когда экран дошел до Картера, он увидел там всего одну рекомендацию:
УБЕРИТЕ ИЗ ВАШЕГО ОФИСА ВСЕ КРЕСЛА,
КРОМЕ СВОЕГО.
– Что это? – сказал Картер. – Я всегда получаю одно и то же. Всегда! Держи спину прямо, не зацикливайся на том, чтобы держать спину прямо, улыбайся Энджи, заведи собаку.
– Это не тот план, – произнес один из программистов.
– Да, это не «удовлетворение», – повторил другой. И как Картер раньше не заметил, что эти двое – близнецы, лишь немного отличающиеся пирсингом на лице?
– Машина не говорит, что принесет тебе удовлетворение.
– Тогда что она мне говорит?
– Ты же умный парень, – сказал мужчина с «канадкой». – Как ты думаешь, что она тебе говорит?
– Я не знаю.
Томас улыбнулся. Эта улыбка отличалась от той, что была на его фотографии на веб-сайте, и той, которой он одаривал других мужчин за столом. Это была улыбка только для Картера.
– Что важнее счастья? – спросил он.
Картер понимал, что есть очевидный ответ, а еще понимал, что не знает его. В голове возник образ: его маленькая дочь, бьющая кулачками воздух.
– Власть, Картер. Машина говорит тебе, как стать всевластным.
Картер в точности выполнил инструкцию машины. Он вынес два кресла, которые стояли перед его столом, оставив только свое кожаное. Теперь его подчиненные, входя, медленно наматывали круги на месте.
– А где кресла? – спрашивали некоторые.
Картер решил, что лучше всего отвечать просто. Он хлопал по своему креслу и говорил:
– Вот здесь. Вот кресло.
Другие неуверенно замирали на месте, не осмеливаясь попросить присесть. Иногда Картер жалел их и говорил, что они могут примоститься на краю стола, что было еще лучше. Взрослые мужчины в деловых костюмах водружали свои седалища на стол, как секретарши 50-х годов XX века! Перл, конечно же, отказывалась садиться, хотя Картер предлагал ей множество раз. Что ж, это ее выбор.
Поначалу выполнять рекомендацию машины было сложно. Картер всегда стремился быть всеми любимым. Но ведь этот план не сработал? Теперь, когда Картер задумывался о хитрых взглядах, которыми раньше время от времени обменивались подчиненные, пока он говорил, становилось намного легче видеть, как они раскачиваются и переминаются с ноги на ногу посреди его кабинета. Через неделю он заметил первые изменения. Больше не было ни скрытного кликанья по экранам во время совещаний в понедельник, ни тихого хихиканья на рабочих местах, мимо которых он проходил. Вместо этого – опущенные глаза и вовремя переданные отчеты. Инструкция с креслом оказалась весьма простой. И элегантной. Теперь в офисе царил управленческий метод в стиле джиу-джитсу.
Когда Картер вернулся с работы, он закружил Энджи на месте, отчего ее волосы растрепались.
– Картер! – взвизгнула она.
Он взял дочку и, подбросив ее вверх, поймал, она же радостно захихикала.
– Не так высоко! – воскликнула Энджи.
А они оба, Картер и ребенок, тряслись от хохота.
В следующий четверг Томас снова пригласил Картера в лабораторию 7A, где помятая Apricity объявила новую тактику, которую должен использовать Картер.
ПРИКАЖИТЕ СВОИМ ПОДЧИНЕННЫМ
НОСИТЬ ОПРЕДЕЛЕННЫЙ ЦВЕТ.
– Типа, цвет их рубашек? – спросил Картер.
– Хм-м-м, – прогудел мужчина с «канадкой».
Томас Игнисс задумчиво кивнул.
Картер осмотрел лица сидящих за столом. Они были пустыми. И настороженными.
– Послушайте. Идея с креслом была замечательной. Удивительно эффективной.
– Да? – довольно произнес Томас.
– А какой была реакция людей? – спросил один из программистов, обменявшись взглядом со своим братом.
Картер объяснил, что вместо того, чтобы расстроиться (как можно было подумать), офисные работники стали почтительными, послушными и начали извиняться.
– Они как будто этого и хотели, – сказал он. – Им была нужна небольшая взбучка. Ну, а это что? – Он указал на экран. – Это… Простите, но я не понимаю.
– На первый взгляд все рекомендации Apricity кажутся странными… – начал было мужчина с «канадкой», но остальные сразу зашикали на него.
– Тебя же попросили, – сказал один из программистов, – не испытывай на нас свои штучки.
Мужчина с «канадкой» комично пожал плечами, словно говоря: «Эй, я пытался!» Картер вдруг понял, что не знает, как зовут этого мужчину, да и всех остальных тоже, за исключением Томаса. Хотя все они, казалось, знали его имя.