Знал бы я только, как вообще его встречу, рассвет этот, который все никак не желал появляться, растягивая мои муки! Дело в том, что раньше Аланая, похоже, вообще не пила! Поэтому где-то с середины ночи ей стало так плохо, что я вообще не смел уснуть, опасаясь по пробуждении обнаружить в гостиной остывший труп. То ее жестоко тошнило, то сердце было готово остановиться, то бросало в такую дрожь, что диван ходил ходуном. Я в таких переплетах не новичок, еще в академии много на что насмотрелся и сам немало чего пережил, так что знал, что делать. И шокировать меня уже вряд ли кому-то чем-то удастся, поэтому я без проблем заставлял ее, пардон, блевать над горшком, воздерживаясь от всяких комментариев на тему злоупотреблений – сейчас они все равно не помогли бы. Честно говоря, временами мне ее было даже жалко, эту дуреху. Но потом жалость отступала, и оставалось только одно страстное желание – спать! Тем более, что с утра мне надо было быть огурцом! А я чувствовал, что по мере всего происходящего превращаюсь в заморенный и вялый огурчик. Тут, на фоне вынужденной бессонницы, у меня начали появляться и более яркие ассоциации, о которых в приличном обществе не рассказывают. Вились они, понятное дело, уже не вокруг огурца, но вокруг похожего предмета, тоже способного конкретно завянуть в невыносимых условиях. И мне оставалось только тяжко вздыхать, вспоминая, под какие задорные комментарии я покидал кабак со своей ношей на плече. Сюда бы всех этих насмешников, выстроить их в ряд и в качестве наказания просто заставить, чтобы они на все на это смотрели. Не задремывая! Под утро у меня и вовсе начали мелькать крамольные для участкового мысли: а не прикончить ли мне эту мученицу, исключительно из гуманных соображений? Заодно и вопрос о своей предстоящей женитьбе улажу. Но когда я, в очередной раз обтирая влажной салфеткой измученную мордаху, уже начал красочно представлять себе, как буду избавляться от тела, Аланая, наконец, утихла. Свернулась калачиком и засопела почти неслышно. Так что мне, желающему убедиться, что она еще жива, пришлось даже прислушаться, вглядываясь в ее бледное и осунувшееся лицо. Она так изменилась, что я бы ее даже и не узнал, если бы сам, своими руками сюда не принес. Мужиков жизненные условия, бесспорно, тоже меняют, но женщин – в разы того больше. На этой мысли, не став ее развивать, я и упал на кровать в соседней комнате, на всякий случай открыв межкомнатную дверь во всю ширь. Но разбудила меня не Аланая, а явившаяся на мой зов Ягуся, возмутительно свежая и бодрая после утренней воздушной прогулки на метле. Приставив метелку к крыльцу, она со своим чемоданом эксперта по-свойски прошла мимо меня, открывшего ей дверь, прямо в гостиную. Увидела спящую девушку, оценила мой мятый вид и осветила мне все помещение блеском своего золотого клыка в улыбочке.

– Сейчас в этом доме будут два трупа, и оба женские, – пообещал я мрачно и веско.

– Да что ты, Тройчик! – всплеснула руками Яга. – Ничего я такого и не подумала… а почему два?

– Потому что начну я с нее, а тобой закончу. Я с этой юной дивой возился всю ночь, пытаясь привести ее в чувство. Так что теперь тебе меня в него придется приводить, если хочешь сотрудничать с адекватным и бодрствующим работником. А ее, – я покосился на Аланаю, – надо бы напоить твоей абракадабровкой да сплавить отсюда подальше так, чтобы никто не заподозрил, где она ночь провела. Иначе всякие слухи поползут, а ей они ни к чему. Ей репутацию надо беречь. Для будущего жениха.

– Нет у меня никакого жениха! И не будет! – донеслось от дивана. Надо же! Пробудилась! И даже воевать пытается, выдыхая из организма последние искры жизни. – Ты же обещал мне помочь! Вот и пусть будет… репутация. Тогда этот дебил сам от меня откажется, и все будет в порядке.

– В этом случае заодно с ним от тебя и вся твоя родня отвернется, – вернул я ее с небес на землю. – Ты к этому готова? Нет? Тогда выпей сейчас то, что тебе бабушка даст, и назови ей свой адрес. А все остальное будем после улаживать, при следующей встрече.

– Вот, девонька, – я даже и не сомневался, что вне избы и в любом чемодане именно это зелье у Яги всегда окажется под рукой. И, не разочаровав меня, сейчас она поднесла его Аланае: – Выпей, лапочка.

Я замер, с повышенным интересом наблюдая, что сейчас будет. Но девчонка опрокинула в себя замшелую кружку, даже не морщась. Мне аж завидно стало! То ли ей все еще было так плохо, что никакой бодягой не испугать, то ли терпеливая попалась на удивление. Наверное, так, потому что я и ночью от нее ни одной жалобы не услышал. Хотя, может, она в тот момент просто неспособна была говорить, а следовательно, и жаловаться? Только молчала так выразительно, тяжело дышала и глядела глазами бездонными… Ладно, сейчас это неважно! Сейчас главное – это под покровом бабкиного заговора незаметно спровадить девчонку домой, так, чтобы все ее родные были уверены, что она всю ночь провела под собственной крышей. А потом…

– Давай уже быстрее, – поторопил я Ягу. – Нас с тобой ждет куча важных дел, а тебя – еще и дурные новости не личного свойства.

– О людях исчезающих? Это я уже знаю, Тройчик. Знаю. У меня для тебя тоже новости есть. Только чуток погоди.

Я погодил, пока бабка шептала над Аланаей свой заговор. Потом мы с ней быстренько попрощались. Я намеревался быть при этом как можно любезнее, мужественно сдержав в себе все накопившиеся за ночь эмоции, но она меня совсем обезоружила, когда заявила:

– Прости, Трой. Я понимаю, что тебе пришлось из-за меня вытерпеть. Прости!

– Да ладно. Лети уже, скоро увидимся, – пробормотал я, зная теперь, что, если она снова когда-нибудь так надерется, то я и еще одну такую ночь безропотно выдержу.

Скрытые завесой заговора от всех, кроме меня, присутствовавшего при его наложении, Аланая с бабкой оседлали метлу, и та понесла их по указанному адресу. Мне же осталось только удивляться, глядя им вслед! Сколько я, физически весьма-таки развитый хлопец, продержался на этой вертящейся палке? Три минуты? Максимум пять? А эти… Без всяких видимых усилий сидят, как влитые. Обе! Выводов напрашивалось два: то ли Аланая тоже ведьма, только пока молодая и ничего об этом не подозревающая, но уже владеющая искусством летать на метле. То ли у женщин центр тяжести куда-то смещен не туда, отчего им это искусство всем от рожденья дано! То ли… Я задумчиво почесал затылок… То ли и вовсе не стоило два этих вывода разделять, потому что они по сути единое целое. Но будет лучше, если я никому не стану об этом говорить, женщинам в первую очередь. А то ведь в ответ мне по этому самому затылку, который я сейчас так мирно почесываю, и прилетит.

Бабка вернулась быстро. Отчиталась мне о благополучной доставке клиента, потом завела было свою старую песню: «Ах, Тройчик, а какая девушка-то хорошая…» – но быстро осеклась под моим мрачным взглядом.

– Так-то лучше, – одобрил я замолчавшую бабку, решив пока не рассказывать ей, что эта самая «хорошая девушка» предназначалась мне в жены. Дальше, по обстоятельствам, видно будет, выдать этот факт или вовсе его никогда не озвучивать. А пока у нас с Ягой были куда более важные дела. Так что я спросил у нее, потерев свои ноющие виски: – Кофе… то есть, чай будешь?