Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У вас есть какие-то конкретные предложения? — спросил Шульц.
— Есть, — Романов перелистнул очередную страницу в своей папочке, — мы предлагаем так называемый «нулевой вариант».
— Поясните свою мысль, — предложил Рейган.
— Всё просто, мистер президент, — ответил Романов, — мы убираем Пионеры, вы выводите из Германии Першинги. Возвращаемся на пять лет назад, когда никаких ракет в Европе не было.
— Интересное предложение, — задумчиво ответил Шульц, — но оно конечно требует уточнений и согласований.
— Более того, — продолжил Романов, — мы предлагаем заключить договор о запрете ракет средней дальности, от 500 до 5000 километров например. Вы же не будете спорить, что этот вид вооружений наиболее дестабилизирующий в текущей международной ситуации?
— Мы не будем с этим спорить, — ответил, переглянувшись с коллегами, Рейган. — Предлагаю создать совместную группу для дальнейшей проработки этих вопросов.
— Принимается, — сказал Гришин, — но Першинги это ещё не все наши предложения, Григорий Васильевич, огласите весь список.
Романов кивнул и продолжил:
— Как нам стало известно из очень компетентных источников, в следующем месяце планируется передача афганским моджахедам переносных зенитно-ракетных комплексов «Стингер»…
— Ваши источники недостаточно компетентны в этом вопросе, — на автомате выскочило у Шульца.
— Хорошо, не будем настаивать на следующем месяце, поправим его на «в скором времени», — переформулировал Романов, — у нас есть своё предложение и по этому поводу.
— И какое же? — спросил Рейган.
— СССР начинает постепенный вывод своих сил из Афганистана и объявляет перемирие на… на полгода например, а между противоборствующими сторонами предлагается немедленно начать диалог на какой-то нейтральной площадке… например в Швейцарии или в Швеции.
— Мы согласны, — неожиданно для всех ответил Рейган, — Женева подходящее место для переговоров. А насчёт Стингеров вопрос обсуждаемый… Однако и у нас, мистер Генеральный секретарь, есть предложения к вашей стороне.
— С большим интересом выслушаем, — ответил Гришин.
— Соединённые Штаты весьма озабочены состоянием прав человека в СССР, в частности заключением под стражу и в психиатрические лечебницы оппонентов правящего режима, а также запрещением эмиграции лицам еврейской национальности, так называемым «отказникам». Решение этих вопросов существенно улучшило бы наши взаимоотношения.
И тут Шульц протянул Гришину листок, на котором были указаны те самые лица. Гришин быстренько пробежался по строчкам, затем передал листок Романову.
— Я думаю, что этот вопрос вполне может быть урегулирован в рабочем порядке… в частности академик Сахаров с супругой в настоящее время, насколько я знаю, следуют в скором поезде из Горького в Москву.
Глава 10. Кадровый вопрос
— И что, академик Сахаров сможет свободно перемещаться по Москве? — спросил Рейган.
— Да, вполне свободно, — заверил его Романов, — однако и у нас в таком случае есть свой список лиц, подвергшихся незаконным репрессиям в Штатах.
Он вытащил нижний лист из папки, на нём первым номером значился Леонардо Пелтиер, и протянул его Рейгану. Тот принял документ с довольно кислой физиономией, но ничего не сказал.
— Тогда мы продолжим, — выдержав небольшую паузу, сказал Романов. — Ещё одно наше предложение касается строительства американского автозавода в одном из прибрежных регионов страны… CCCР имеет успешный опыт сотрудничества с корпорацией Форда, можно было бы продолжить его в новых исторических условиях.
Это было достаточно неожиданно, поэтому Рейган непродолжительное время совещался со своими партнёрами, а затем ответил:
— Вы же знаете, что наши все автомобильные корпорации частные и правительство не сможет отдать им команду строить завод в России…
— Да, мы об этом знаем, — согласился Гришин, — только не будем забывать и о неформальных методах руководства, налогах, лоббировании, госзаказе и прочих вещах, которыми располагает ваше правительство.
— Хорошо, мы свяжемся с правлением Форд-мотор и сообщим вам результаты наших переговоров. В вашем списке есть ещё какие-то пункты? — спросил Рейган.
— Последний, господин президент, — ответил Романов, — через два месяца мы будем отмечать сорокалетие со дня окончания Второй мировой войны — мы хотели бы пригласить на этот праздник американскую делегацию и лично вас. Наша страна помнит вклад, который внесли в общую победу Соединенные штаты…
— Я думаю, что мы положительно рассмотрим эту вашу просьбу, — благожелательно ответил Рейган. — Советский Союз понес в этой войне очень большие потери, мы помним этот факт.
— Кстати, — продолжил Романов, — можно было бы снять совместный фильм по данной теме — СССР готов представить военную технику, площадки для съёмок и кинематографические кадры.
Этот пункт также не вызвал никаких возражений у американцев.
Через двое суток, Старая площадь
Гришин позвал Романова для беседы в свой кабинет, где совсем недавно обитал Горбачёв, а до него Черненко, Андропов и Брежнев.
— Как мы и договаривались после пленума, — сказал Гришин, — готов выслушать все ваши соображения по текущему моменту.
— Тогда начнём с главного, — сказал Романов, усаживаясь в кресло возле окна, Гришин сел в соседнее.
— И что у нас главное на сегодня? — спросил Гришин, — Першинги, Афганистан или экономика?
— Вы наверно удивитесь, но не первое, ни второе и даже не третье — главное для нас сейчас личная безопасность.
— Вот как? — удивился Гришин. — На дворе кажется не тридцатые годы, и даже не пятидесятые.
— И тем не менее, если забыть о безопасности, то остальные наши проблемы будут решать уже другие люди.
— Я вас внимательно слушаю, — сделал серьёзное лицо Гришин.
— Вы наверно не хуже меня помните расклад при голосовании Горбачев-Романов, — продолжил тот, — десять за, десять против.
— Да, но за меня проголосовало абсолютное большинство.
— Это ни о чём не говорит, там у людей был стресс, им предложили выход, устраивающий всех, они и обрадовались. Всё может измениться в любую минуту.
— И какой же вы предлагаете выход?
— Изменить расклад в Политбюро, только и всего… у нас ведь ближайший пленум намечен на апрель, верно? Вот на этом пленуме и надо почистить руководящие кадры.
— Убирать надо Горбачёва в первую очередь, я с этим согласен, — ответил Гришин, — а ещё кого? Шеварднадзе? Алиева? Громыко? Соломенцева?
— С Соломенцевым у меня были кулуарные переговоры до голосования и он всё-таки изменил своё первоначальное мнение, так что его я бы оставил. И Алиев хотя и сильно завязан в