– Да, и я так подумал, когда впервые услышал ту песню племени Эмера, – возразил предводитель. – Но потом узрел все собственными глазами. Знай: мой сын болел той же болезнью, что и брат. На этот раз я не пошел к вашим жрецам, а отправился на юг, к горе Ан. И царская дочь вылечила его – в ней все еще сохранились силы.

Бек Нети ждал, вперив в кочевника застывший взгляд, у него не было сил задавать новые вопросы.

Казалось, прошла вечность, прежде чем хозяин продолжил свою историю, растягивая ее с удовольствием.

– Там я видел и ее сына – это он упоминается в песне. Да, он из божественного рода Нод. Достаточно увидеть его один раз, чтобы поверить в это.

Бек Нети удалось наконец облечь в слова свой вопрос:

– А как его зовут?

– Его имя – Каин, – ответил предводитель.

Весь этот вечер Бек Нети провел в молчании, сидя с чашей вина у очага. В голове его все время вертелась одна фраза из разговора с предводителем.

Два дня езды на юг.

Двухдневная поездка.

Каин проснулся для еще одного хорошего дня, сердце его было спокойно, а голова ясна. За утренней трапезой он договорился с Эмером, что погостит у него еще несколько дней и вместе со всеми выйдет поохотиться на дичь в окрестностях нового стойбища.

Дичь вносила приятное разнообразие в трапезы кочевников, а Каин слыл хорошим охотником, так что решение остаться было принято с благодарностью и без удивления.

Каин получил передышку.

Они сидели вокруг своего вождя, двадцать мужчин всех возрастов – старшие ближе к огню, чтобы отогреть застывшие от утреннего холода конечности. Шел совет: они толковали про охоту, про новые пастбища, про львов, которые могут рыскать поблизости, а также о том, не надо ли, по крайней мере первое время, выставлять дозоры вокруг стойбища.

Решения принимались одно за другим, возникавшие споры тут же улаживались предводителем, Эмер был мудрым вождем, и в этот день он пристально и незаметно наблюдал за Каином, который с любопытством следил за разговорами.

Отряд охотников был собран, Каин оказался среди самых молодых и храбрых, им предстояло отправиться к реке и потом по прямой на север.

– В реке много рыбы, – заметил Каин и рассказал, как накануне ловил рыбу голыми руками.

Эмер кивнул: надо приготовить лесу и крючки.

Каин почувствовал его участие и дружеское расположение, внезапно осознав, сколь приятны эти чувства. И сколь уязвим тот, кто их ищет.

Но тут Эмер объявил неожиданно:

– Этой ночью я думал о твоем поступке в лесу Эдема. Мне кажется, я знаю, почему ты решил убить Сатану. Ты должен был отомстить за стариков, за бабушку и шамана.

У Каина не было времени обдумать сказанное. Он осознал лишь, как дорога ему дружба этого человека. Удивленно и немного неловко с непривычки он солгал, глядя прямо в глаза Эмеру:

– Да, это так.

Хоть это и было неправдой, его ответ вызвал хороший отклик, пробудив чувства, которых он давно жаждал. Неуклюжими пожатиями и похлопываниями все присутствующие подтвердили свою приязнь и уважение к человеку, который способен выполнить свой долг.

Раздались слова одобрения и сочувствия, он был замечен, выслушан.

В этот день он ценою лжи купил себе свободу от чужеродности. Он перестал ощущать себя чужаком.

Охотники прошли по прямой дальше, чем намечали, потом свернули к реке. Им повезло: удалось подстрелить дикого кабана, двух газелей, антилопу и несколько птиц.

Во время обеда Каин предложил: пусть остальные возвращаются в стойбище с добычей, а он пойдет к реке – ловить рыбу.

Предложение было принято с благодарностью: скотоводы не охочи до рыбной ловли, и вообще, мужчины стремились домой, к женам, к мясу. Прихватив остатки еды, Каин направился, как и задумал, к реке.

Собственно, он не рвался остаться в одиночестве, он предпочел бы и дальше наслаждаться чувством общности. Но ему надо было немного побыть наедине с собой, понять, что произошло у очага в это утро.

Что же подарило ему это простое и трудное ощущение? Он способен лгать?

Итак, он сидел на берегу реки, забросив крючок на леске в воду, но удача изменила ему. «Ну и ладно», – подумал он.

Однажды он слышал, как Ева в пылу спора кричала:

– Говори что хочешь о Каине, но он никогда не лжет. Ни себе, ни другим. Не как ты, запутавшийся в собственном вранье.

И он совершенно четко услышал ответ Адама:

– Нет, тому, кто одинок, нет надобности лгать.

Что ответила Ева, Каин не помнил.

Сейчас он почувствовал, как забилось сердце – не от муки, нет, от напряжения. Он очень близко подступился к чему-то большому и важному.

– Мама, – сказал он, и краем глаз, их уголками, увидел ее, сидящую рядом, на круглой кочке у реки. – Мама, что ты ответила?

– Я сказала, что ты одинок не больше, чем кто-либо из живущих здесь, – ответила Ева.

– Но тогда ты солгала.

Она помолчала и тихо произнесла:

– Да, возможно. – И потом изрекла с привычной силой: – Лгать – это слишком красиво сказано. Я делала то, что делали остальные, я отрицала то, чего не хотела видеть.

Каин задумался над ответом, но не смог согласиться с ним. Разве это не то же самое, что лгать самому себе?

Он покачал головой: тут крылось что-то более важное.

– Значит, чтобы быть с другими, чтобы избежать одиночества, надо лгать? Это так, мама?

Ева сейчас смеялась над ним. Он смог ощутить это и почувствовал старую злобу.

– Ответь мне!

– Все не так просто. Люди создают свои миры, наполняют их образами, историями, сказками – иногда и чистыми выдумками. Если ты не хочешь жить в их мире – уходи. Чтобы быть вместе с другими, надо сделать их мир своим, видеть те же образы.

– Ты имеешь в виду: лгать?

– Это слишком жесткое слово, Каин.

– Правдивое слово.

Никогда раньше столько мыслей не сталкивалось в голове Каина, и он ругнулся от разочарования. Но тут он подцепил рыбу, ударил ее камнем по голове и бросил в траву позади себя. Вновь сел, скосил глаз: да, она на мосте. Хорошо.

– Почему ты никогда не учила меня лгать, мама?

– Не знаю. Ты начал говорить поздно, с трудом подбирал слова. Авель в два года знал гораздо больше слов, чем ты в пять.

Каин рассмеялся – громко, почти навзрыд. Это он слышал и раньше. «Пусть бы Сатана взял себе Авеля», – подумал он, но не сказал этого вслух. Знал: ей бы это не понравилось, а он не хотел, чтобы она исчезала.