– Обещанный вождь, он, наконец, пришел! Теперь мы победим! Да здравствует наш славный вождь!

– Не слышу ответа! – ревел Фрейднур, высматривая, что из всего этого, движущегося вокруг, можно съесть. Толпа расступилась, и на образовавшуюся поляну выбрело нечто на четырех ногах, однако без головы. Если быть точным, головы были, они венчали две мускулистые руки, торчавшие из безголового торса.

– Приветствуем тебя, о наш вождь и избавитель! – заговорил правый «кулак».

– Нет, это я приветствуя тебя, наш вождь и избавитель! – перебил левый. – Ты поведешь нас в бой, и мы сокрушим всех! Мы вернем свою родину!

– Слава хаммари! – залилась в истеричном вое ликующая толпа. И тут же взревела себе в ответ: – Хаммари слава!

– Мы приготовили для тебя кровавую жертву, наш вождь! – гордо объявил правый кулак, облизывая тройным языком шипастую макушку.

– Хорошую жертву, свежую! – прокомментировал левый кулак, словно в подтверждение слов, качая по-бараньи изогнутыми рогами. – Вот она.

Карел почувствовал, как непреодолимая сила влечет его к Фрейднуру. Он видел подернутые серой поволокой глаза великана, его протянутую руку. Сержант дернулся, пытаясь вырваться из кулака, с удивлением осознал, что виденный им с места ночевки лес заканчивается совсем рядом, до его границы не более полусотни метров. А дальше… дальше расстилается безжизненная, выжженная, точно сковорода, пустыня.

– Эй, эй! – завопил нурсийский принц. – Фрейднур, очнись!

Великан тряхнул головой, будто отгоняя налипшие на глаза ошметки недавнего сна. Взгляд его стал осмысленным, хотя и несколько удивленным. Он расплылся в добродушной улыбке, словно после долгой разлуки увидел старого друга.

– Карел! – взревел он радостно, и тут же лесная прогалина вновь закрутилась, точно ее прикрепили к вентилятору. Когда же она, наконец, остановилась, хаммари не было и в помине, их будто сдуло, унесло центробежной силой. Зато неподалеку стоял Баляр, а чуть поодаль – знакомый уже старец с зубастым посохом.

– Что это было?! – набросился на него нурсиец.

– Не знаю. И он не знает. – Вожак стаи невров мотнул головой в сторону волхва, или уж кем там был сконфуженный бородач. – Такого раньше не происходило.

– Погубить нас хотел?! – Фрейднур занес над оборотнем свою каменную лапищу.

– Остановись! – крикнул нурсиец. – Если бы хотел, давно бы погубил. А что стряслось-то? Как нас закинуло через предел? Ваш этот, – сэр Жант кивнул в сторону озадаченного шамана, – он как, знает?

– Нет. Говорит, вмешалась какая-то могущественная сила.

– Час от часу не легче! Кому это мы, спрашивается, дорогу перешли? И когда успели?! Может, все-таки как-то удастся по скорому добраться до франкских земель, или придется все же пешком топать? Ты же, вроде, говорил, нам с Фрейдом куда-то идти надо. Так мы готовы!

– Да, придется. Надеялись просто вас перенести туда, откуда в абарские степи пришли. Но до твоей земли, мой добрый спаситель, и малой тропки нет, а вот то, что в голове твоего друга творится… Вроде и не родина ему земли хаммари, а вот как вышло. Но все же он, – Баляр кивнул в сторону длиннобородого старца, – говорит, что есть надежда. Он призвал духов предков, и они проведут гостей по тропам, ведомым им одним.

Это опасные тропы. Они проложены на грани Великого предела и ведут в Долину Изобилия. Мало кто из живых отваживается пройти этим путем. Те же, что проходят до конца, обретают желаемое, чего бы ни пожелали. Если, конечно, вы не испугаетесь и не решите повернуть назад, то сможете уже сегодня обнять родных. Но лучше не пугаться, ибо возврата нет. Покинувший тропу обречен вечно скитаться в безвременье Предела. Ну что, решаетесь?

Шаман пытливо глянул на великана и его спутника. Прямо сказать, невнятные слова о «духах предков и тропах на грани Великого предела» не внушали Карелу энтузиазма, он даже подумал вызвать Лиса, чтобы запросить у него инструкции, но живо представил, в каких именно выражениях «проинструктирует» его разбуженный в такой час Сергей, вздохнул и, оглянувшись на Фрейднура, проговорил:

– Да чего уж там, рискнем.

Элигий расхаживал по комнате своего особняка, оглядывая «дорогого родственника». Тот стоял перед ним, чему-то улыбаясь, статный, широкоплечий, на вид куда старше неполных шестнадцати лет. Эта вечная ухмылка особенно бесила казначея. По его внутреннему убеждению, племянник должен был явиться с понуро опущенной головой и начать оправдываться, изобретая веские обстоятельства, заставившие его покинуть столицу. Не просто покинуть, а покинуть без спроса, без уведомления, точно и не был теперь хранитель казны главой прославленного геристальского дома. По мнению Шарля из Люджа, именно что не был – по-прежнему оставался ремесленником, лавочником, хитростью прыгнувшим куда выше головы.

– Я велел тебе не оставлять столицы! – замирая перед невесть чему радующимся бастардом, прошипел бывший златокузнец.

Шарль презрительно дернул плечом, всем своим видом демонстрируя, что с тем же успехом муж его тетки мог приказывать солнцу не всходить, а луне – приплясывать среди небес.

– Я ездил в аббатство Святого Эржена, – как ни в чем не бывало объявил юнец. – Ибо обещал щедрые дары покровителю нашего рода еще там, стоя лицом к лицу с абарами.

Элигий насторожился. Кому как не ему было знать, что именно близ аббатства скрывается затаившийся до времени Пипин. Но знал ли об этом Шарль? По всему, не должен был. Было предпринято все возможное, чтобы этот вертопрах не дознался.

И вот надо же, какая глупость! Ему самому никогда не приходила в голову идея просто так жертвовать Господу что-либо. Он готов был платить, дорого платить за исполнение задуманного. И платил не раз, так что даже прослыл щедрым человеком. Но отдавать тому, у кого все есть, да к тому же не слишком надеясь на результат – что за нелепое транжирство?!

Но все это пустое! Необходимо как можно скорее найти для Пипина иное убежище. Когда Мустафа вернется из Форантайна, следует послать его на ферму подготовить хозяйский дом для гостя. Там, в тишине лесов, среди ячменных полей никто не потревожит беглеца, а уж десятки его рабов-силачей не допустят к почетному узнику чужаков, как бы те ни звались. Эти выкупленные мавры и абары ни бельмеса не понимают на языке франков, будь ты сам кесарь, для них существует один закон – воля господина.

– Ну и как подношения? – наконец прервал он молчание. – Порадовал ли братию? Это они, что ли, тебя так отходили? – Элигий указал на затянувшуюся широкую царапину поперек щеки.

– Схватился с лесными разбойниками, – с глубоким равнодушием сообщил молодой воин. – И, надо сказать, Святой Эржен снова пришел на выручку.

– Что ж, хорошо, очень хорошо. О чем говорят в тех местах?

– Да все больше судачат о разбойниках, о том, что житья от них не стало и пора извести душегубов, всех до единого. Я отвез прошение смиренной братии в Реймс, архиепископ принял меня, обещал помощь и направил письмо государю с просьбой к Дагоберту послать сильный отряд, чтобы разобраться с лихоимцами.