Пробыв в уборной около пяти минут, я вернулась к столику. Шон практически успел опустошить свою тарелку.

— Как ты? — осведомился он, и, будь я проклята, если в его голосе не звучало сочувствие.

— Жить буду, — отпарировала я. — Ты поел?

— Еще немного. Ты не будешь есть свою порцию?

— Я уже сказа, что нет.

— Выпей хотя бы колу.

Я взяла стаканчик в руки и сделала два больших глотка через трубочку.

— Доволен? — спросила я, ставя стакан обратно на стол.

— Более чем. — Шон вытер рот салфеткой, затем достал из кармана бумажник и бросил на стол пару новеньких купюр. — Поехали, я отвезу тебя домой.

Мы вернулись к машине, и уже тогда я почувствовала, что мое тело слабеет. Меня клонило в сон. Я не могла этого не заметить, ведь у меня не было привычки устраивать «тихий час» в обеденное время. Я посмотрела в зеркальце и увидела, что мои веки слипаются. И все же, я даже не думала искать причины для этого, решив, что вскоре сон пройдет, стоит только вернуться домой и засесть за уроки.

— Как ты познакомилась со своим парнем? — спросил меня Шон, глядя на дорогу.

— Как это обычно бывает: увиделись, промелькнула искра между нами и мы поняли, что созданы друг для друга, — ответила я.

— Выходит, ты его любишь? Можешь не отвечать, все и так видно по твоему цветущему виду. И это не я один заметил: о переменах к лучшему в твоем настроении говорят практически все твои одноклассники.

— Ты разговаривал с ними обо мне? — уточнила я, зевнув.

— Не то чтобы целенаправленно. Просто я приметил одну девушку в твоем классе. Мне захотелось с ней познакомиться, и тут я услышал хорошую новость о тебе. Я удивился, ведь в похожей ситуации девушки еще долго не могут забыть парня, который был у них первым. Неужели он так хорош в любовных делах?

— Это не твое дело. — Мне хотелось сказать это как можно строже, но у меня не вышло — слабость и желание спать становились все сильнее. Я приложила ладонь ко лбу, дабы убедиться, что у меня не было жара. Лоб был холодным.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — голос Шона прозвучал слишком слащаво, с нотками насмешки.

— Да. Просто устала. — Только произнеся эти слова, меня осенило. — Ты что-то подсыпал мне в колу, больной ублюдок!

— Да за кого ты меня принимаешь, Валери? Разве я мог?! — возмутился Шон, но уже спустя мгновение расхохотался довольный собой.

Я схватилась за сумочку, чтобы воспользоваться телефоном и позвать на помощь, но не смогла его найти. Видимо, пока я была в уборной, Шон не только подсыпал мне что-то в газировку, но и рыскал в моих личных вещах.

— Что-то потеряла? — с издевкой спросил он.

— Мне надой выйти, — сказала я, обращаясь сама к себе, и ослабевшими руками схватилась за ручку дверцы. Шон тут же включил центральный замок.

— Не говори глупостей, Валери. Нельзя выти из машины, которая на ходу.

— Тогда останови ее, — потребовала я заплетающимся языком.

— Остановлю, как только мы приедем.

— Куда ты меня везешь? — уже шепотом спросила я, откинувшись на спинку сиденья. Голова стала слишком тяжелой, чтобы удерживать ее на плечах без усилий.

— Ко мне домой, — не стал скрывать Шон своих планов. — Мои родители уехали на Гавайи, так что дом в полном нашем распоряжении. Не волнуйся, после твоей выходки я воспользовался услугами чистильщиков, и теперь окна снова блестят как прежде. Никаких следов желтка и яичной скорлупы.

— Зачем ты меня везешь к себе? — спросила я. Вроде бы ответ был очевиден, но я никак не могла уловить его. В эти минуты я с трудом могла вспомнить имя своего собеседника, а включить мыслительный процесс — и подавно.

— Я хочу доказать тебе, что ты все еще не знаешь, что такое наслаждение от секса. Признаюсь, я тогда не старался. Да и у тебя это был в первый раз. Немудрено, что для тебя твой рыжий ухажер стал идеалом в постели. Я тебе докажу, что ты ошибаешься на его счет.

— Я усну и ничего не почувствую, — я все еще пыталась мыслить здраво и рассуждать логически.

— Почувствуешь, — уверено заявил Шон. — Когда эффект от снотворного пройдет, ты уже сама будешь просить меня не останавливаться. Я заставлю тебя забыть того другого и запомнить меня до конца своих дней.

Мне захотелось признаться, что он по-прежнему оставался единственным мужчиной, с которым я была близка, а с Патриком мы дальше поцелуев так и не продвинулись исключительно по моей просьбе. Патрик был готов ждать столько, сколько я попрошу, и это делало его по-настоящему особенным. И уж точно Шон был ему не ровней. Это все равно, что сравнивать «лабутены» с китайскими подделками. Мне многое хотелось ему сказать, да только силы меня окончательно покинули. Я еще не спала, но уже находилась в полудреме.

— Мы приехали. — Шон заехал на террасу и завел машину в гараж. — Надеюсь, ты не против, если мы войдем в дом не через парадную дверь. Ты только не подумай, что я стыжусь тебя, просто не хочу, чтобы нас видели соседи. Нам ведь ни к чему свидетели.

— Отпусти меня, — выдавила я из себя.

— Погоди. Через час ты уже будешь умолять меня остаться на всю ночь.

Он разблокировал дверь, затем вытащил меня из салона машины. Я не сопротивлялась, так как не была в силах этого сделать. Закинув мою руку себе за шею, а свою — положив мне на талию, он потащил меня в дом.

Даже в состояние, сравнимом с сильным опьянением, я обратила внимание на красоту дома Шона. Он был больше нашего. Столы, стулья, шкафы и прочие вещи были явно сделанными на заказ и не имели аналогов. На стене висела огромная плазма с мощными динамиками. На потолке висела люстра, которая переливалась радужными цветами на свету. Всю эту картину я смогла восстановить в памяти спустя почти неделю, а в первые дни я не помнила практически никаких деталей.

Он потащил меня на второй этаж, продолжая говорить о том, какой он прекрасный любовник и о том, что он это мне докажет в скором времени. Я к тому времени уже молчала — мне уже было все равно. В моих грезах я была уже далеко отсюда — на зеленом лугу у серебристой речки, где пыталась покормить с ладошки Пинки Пай — поняшу из мультфильма «Дружба — это чудо». Стоило Пинки сделать шаг мне навстречу, как