Новоприбывший театральным жестом сорвал с головы тюрбан, явив взорам длинные бакенбарды и высокий черный кок напомаженных волос. Одним движением он скинул и рясу, под которой оказался обтягивающий комбинезон, белоснежный и сверкающий, как замороженное молоко. (Монашеские сандалии, правда, оказались выкрашенными серебряной краской.) Шепот в зале усилился, когда в дверь вошел мальчик и протянул ему гитару – на улице он делал вид, что гитара его.

Раскрывший свое инкогнито Элвисьют вспрыгнул на эстраду, отпихнул Дики костлявым локтем (за исключением кока и бакенбард тощий маленький таец напоминал покойную мать Терезу не меньше, чем покойного мистера Пресли) и вновь проорал – по-видимому, коронное – приветствие:

– Си ю лэйтер, алигейтер!

Когда Дики поплелся к своему столику, Элвисьют уже мурлыкал «Blue Christmas» – подхватил с того места, на котором остановился Дики. Было совершенно очевидно, что поет он заученные слова, вряд ли хоть что-нибудь понимая (для него, так же как для буддистов из публики, Рождество было еще одной странной американской забавой – вроде стрельбы из пистолета, стрижки газонов и психоанализа, к которым тайцы проявляли минимум любопытства), однако пел он так безукоризненно, так совершенно, так точно, что закрой глаза – и поверишь, будто Король Мемфиса, как и его соперник, Царь Иудейский, восстал из мертвых.

Смех, который Дики с таким трудом сдерживал, перестал рваться наружу. Был ли он огорчен? До некоторой степени. И смущен тоже. Но это еще полбеды. Он заметил на ремне гитары Элвисьюта пейджер – наверное, чтобы его могли вызывать на следующую площадку.

«Этот паренек, – подумал Дики, – выступает небось за вечер в десяти местах. В двадцати, черт возьми!» Как средство обнаружения Ксинга Элвисьют был не полезнее карманного дорожного атласа Венесуэлы.

Не успел Дики осознать это, как до него дошло, что, поскольку именно он потребовал выступления Элвисьюта, ресторан, вероятно, вставит оплату этой услуги в счет Дики. А это могло оказаться и сто долларов (или их эквивалента), не считая чаевых. Плюс ужин и выпивка. Если он станет ерепениться, хозяйка вызовет полицию, а это никак невозможно. И он решил смыться.

Дождавшись, когда хозяйка и официант отвернутся, он, пошатываясь, встал – будто бы в туалет. Элвисьют уже перешел к «Blue Hawaii», и Дики машинально покачивался в такт музыке. Оказавшись у входной двери, он выскочил на улицу. Ба-бах! Увы, он налетел прямо на нового посетителя.

Несколько мгновений они не могли разойтись. Дики пытался высвободиться, но мужчина вцепился ему в рубашку. Дики, в обычном состоянии человек уравновешенный, так стремился вырваться и убежать, что уже собрался дать противнику тумака. Но тут впервые взглянул в ухмыляющееся лицо мужчины.

Это был человек, который проводил его через границу. Это был Ксинг.

* * *

Тук-тук!

– Кто там?

– Это я. Я ключ потеряла. Открывай скорее, очень сикать хочется.

Пру открыла дверь.

– Сикать? – фыркнула она. – Так говорят только дошкольницы.

– Да какая разница! – сказала Бутси и прошмыгнула мимо сестры в туалет, где пробыла непривычно долго.

Тук-тук!

– Кто там?

– А кто, по-твоему, может стучаться в дверь нашего туалета? Эдгар Аллан По? Чего ты там застряла?

– У меня понос. Что-то не то съела за ленчем.

– Слушай, мне нужно тебе кое-что сказать. Я получила работу.

– Какую работу? – спросила Бутси через дверь.

– В цирке. Мне позвонили утром. Платят немного, и это всего на несколько дней, но, думаю, там здорово!

– Вот и отлично! Может, достанешь мне пропуск. Я бы с удовольствием посмотрела на тех очаровательных зверюшек, таких забавных, с длинными мордочками. Как их, катуни?

– Нет, кажется, тазуки. – Пру помолчала. – И вот еще что. Заходил какой-то человек. Судя по всему, из каких-то органов. Сказал, что нам нужно ехать в Сан-Франциско. Немедленно. По-моему, это по поводу Дерна.

По ту сторону двери стояла тишина. Наконец раздался знакомый звук – воды, которую словно душил ревнивый возлюбленный. Шум старомодного сливного бачка.

* * *

Тук-тук!

– Кто там?

– Это я.

– Прошу прощения?

– Стаб, я это. Дики.

– А, это ты, Голдуайр. Так быстро вырвался из непостижимого нексуса нирваны, из буйного борделя Будды?

– Пришлось вырваться. На то была причина.

– Лан, отвори дверь мсье Голдуайру. Можешь войти, Дики, но веди себя тихо. Не мешай нам.

Дверь была тяжелая, из какого-то твердого красноватого дерева, и на ней были вырезаны мифологические герои и вереница пахидермов – память о тех временах, когда Лаос назывался Страной миллиона слонов. Дверь на огромных латунных петлях открылась медленно, изящно, почти величественно и, несмотря на вес, плавно поплыла, будто тучная дама почтенного возраста, не забывшая школьных уроков танцев.

Дики, вошедший с яркого света, в темной, похожей на пещеру гостиной чуть не ослеп.

– Дело серьезное, Стаб, – сказал он во тьму. – И срочное.

– Угомонись, Голдуайр! – Дики не видел безмятежной и мудрой, но в то же время чуточку насмешливой улыбки Стаблфилда, но знал, что она присутствует. – Тебе отлично известно, что у нас здесь, в мышиной норке под кладовкой с опиумом, нет ничего срочного. Я уже заканчиваю лекцию. Отправляйся в кабинет, я вскорости приду.

«Знал бы ты, чего мне стоило сюда добраться», – подумал Дики. Позвольте перечислить основные моменты его испытаний.

1. Ксинг уговорил его вернуться за столик, где он выпил еще виски и в конце концов действительно заплатил внушительную сумму за выступление Элвисьюта.

2. Едучи на заднем сиденье мотоцикла Ксинга в «Зеленый паук», он приметил на углу мисс Джинджер Свити и заставил Ксинга притормозить. Девушка показалась ему такой трогательной, такой скромной и беззащитной, что он спьяну отдал ей всю свою оставшуюся скудную наличность, умоляя отправиться домой и выспаться. Мисс Джинджер Свити бросилась его обнимать и чуть не повалила мотоцикл. «О'кей, Дики. Я идти спать. Нет проблем. Спасибо, милый. Ты тоже спать, о'кей? В кошмарную школу не ходи!» Он глядел ей вслед, пока она не скрылась из виду.

3. Рано утром без гроша в кармане он с максимально беспечным видом пересек вестибюль; вещи он засунул в чехол от гитары, а с рюкзаком пришлось расстаться. Он отлично понимал, что, сбежав, не заплатив по счету, в «Зеленом пауке» он уже останавливаться не сможет.

4. Следующие четырнадцать часов (такое похмелье вполне можно посоветовать инквизиции в качестве изощренной пытки) он провел на «ямахе» Ксинга, вследствие чего растряс все внутренности и отбил задницу, – эту пытку церковь, заново истолковав шестую заповедь, тоже вполне может взять на вооружение.