— Можно как-нибудь узнать, кто являлся владельцем кортика?

— Вряд ли. Дело в том, что клинки выпускались без клейм и номеров. Иногда сам владелец наносил травлением свои инициалы или фамилию. Но это редкость.

— Кому полагались шпаги и кортики?

— Всем от старшего советника юстиции до действительного государственного советника юстиции.

— Переводя на русский язык — от полковника до полного генерала. Это же уйма народу.

— Я думаю, их было не мало. Все мальчишки вне зависимости от возраста любят поиграть в солдатиков либо почувствовать себя ими.

— Ты могла бы поинтересоваться у своих знакомых антикваров, не приобретал ли кто-либо у них данный кортик. Может им что-либо известно о нём. Любая информация, любая зацепка.

— Я поспрашиваю, конечно. Но имей в виду, что антиквары народ серьёзный, закрытый. Мало кто из их числа захочет разговаривать на такие темы: раскрывать владельца антикварной вещи не принято.

— Я всё понимаю. Постарайся, пожалуйста. Для меня это очень важно, даже не для меня, а для человека, интересы которого в настоящее время я представляю.

— Я же сказала, что поговорю. Но на результат слишком не надейся.

— Спасибо.

— Спасибо слишком много. Я потом придумаю, что ты мне должен. — Виктория загадочно и как-то плотоядно улыбнулась. — Расскажи лучше, как там моя сестрёнка.

— Как работник, она меня устраивает. Кстати, именно из-за неё я ввязался в это дело: она умудрилась пропустить клиента, который сумел уговорить меня поработать.

— Я сомневаюсь, что в этом есть её вина — в каждом правиле есть исключение. Ты бы лучше помог ей, всё-таки она учится на юридическом, твои практика, опыт и знания будут для неё полезными. Не будет же она всю жизнь работать секретарём.

— Об этом пока слишком рано говорить. Посмотрим, что можно сделать.

— Посмотри, посмотри. У тебя ещё есть вопросы? — тарелки перед Кирсановой были пусты, чай выпит. — У меня ещё есть дела, работа. Ссора с Плетнёвым ничего не изменила.

— Нет, пока ничего. Спасибо.

— В таком случае, пока. — Вика стремительно вскочила, схватила фотографии орудия убийства, быстро чмокнула меня в щёку и убежала.

— Пока. — проговорил я уже ей в спину.

Так, с одним делом закончено. Выпив ещё чашку кофе, я направился к Самсонову, на него я больше всего надеялся. Фёдора Петровича я знал давно, ещё с тех времён, когда пришёл работать следователем. Сейчас ему уже было за 60, хотя на данный возраст он выглядел и десять, и пятнадцать лет назад. Сам он невысокого роста, около 1 метра 65 см, плотный, седовласый, с бородой и усами, за которыми тщательно ухаживал. Одевается всегда аккуратно: на какой бы свалке нам не приходилось работать, одежда на нём всегда была чистой и отглаженной, как будто, только из прачечной. Самсонов был аккуратист, но не денди. Наиболее ценное главное в Петровиче — порядочность, полная отдача сыскной работе, которую он любил и любит по настоящее время, а также поразительная интуиция и прямо-таки маниакальное внимание в деталях. Я помню десятки случаев, когда только благодаря ему удавалось раскрыть заведомый «глухарь»[4]. Мне нравилось с ним работать и даже после того, как я стал адвокатом, я старался с ним поддерживать связь, периодически звонил. Делал я это не только из эгоистического интереса, но и из-за того, что Петровича уважал, а его дружбу ценил.

Когда я приехал к дому Самсонова, который проживал на окраине города, он стоял у ворот и разговаривал с какой-то женщиной. Подойдя ближе, я увидел, что это не женщина, а совсем юная девушка.

— Приветствую, — обратился Самсонов ко мне, после чего обратился к юному созданию, — Светлана, это мой коллега и друг, Вячеслав Талызин. Я тебе когда-то о нём рассказывал. — затем он повернулся ко мне. — А это моя внучка Светлана. Прошу любить и жаловать.

— Рад знакомству. — несколько ошарашенно отреагировал я.

— Очень приятно. — отреагировала внучка.

— Ладно, Светлана, до пятницы. У нас с Вячеславом есть дела, о которых тебе ещё рано знать.

— Пока, дедушка. — Светлана кивнула мне и пошла в сторону автобусной остановки.

— Да, Фёдор Петрович, не устаёшь ты меня удивлять. Внучка? — я вопросительно посмотрел на него. — Ты никогда не говорил, что у тебя есть внуки.

— То, что я об этом не говорил, не значит, что их у меня нет. — он с ухмылкой посмотрел на меня. — Проходи в дом, послушаем, во что ты опять вляпался.

Мы прошли в дом, в просторную кухню. Самсонов, указав мне на стул, сразу же занялся приготовлением чая. Этот процесс, который у меня занимал не более пяти минут, у него превращался в священную процедуру: каждое действие выполнялось чуть ли не с религиозным выражением лица точными, отработанными и одновременно скупыми движениями. Пока Фёдор Петрович занимался любимым делом, я задумался о том, чем могла заниматься его внучка. Сыновья по его стопам не пошли: один работал в банковской сфере, второй ушёл в политику. Отношения между ними, насколько я знал, были ровными. Светлана выглядела лет на 20, самое время определяться с будущей профессией.

— Чем занимается твоя внучка? — обратился я к Самсонову.

— Пошла по моим стопам, учится в университете МВД. Надеюсь, у неё всё получится.

— Кем же она себя видит в полиции?

— Следователем. Я же, честно говоря, думаю, что она стала бы неплохим опером. Время покажет, ей ещё учится два года.

— Ладно, рассказывай, — Самсонов поставил передо мной большую чашку с чаем.

— Фёдор Петрович, я опять влез в дело. Не сказал бы, что оно интересное, но раз уж назвался груздём… Слушай…

Я рассказал ему всё, всё, что мне было известно о деле Фёдорова. Рассказывал подробно, обстоятельно. Свои предположения, выводы я придержал, их необходимо было раскрывать постепенно, по мере необходимости. Также я умолчал о Селезнёве, Петрович с некоторым предубеждением относился к людям такого сорта, что сделать — профессиональная деформация. Рассказ занял минут двадцать, больше и не требовалось — не первый раз докладываю уголовное дело.

— Такая вот петрушка. — сказал я, закончив.

— Знаешь, ничего интересного. Обыкновенное убийство. Зачем ты вообще ввязался в это дело? Насколько я помню, ты зарёкся заниматься уголовкой.

— Ввязался и ввязался. Теперь работу работать надо. Поможешь?

— Мне одному тут не справиться, слишком много сделать придётся. — Самсонову не было необходимости говорить, чего я от него жду. Скорее, он внесёт в мой план дополнительными действиями.