Лыков рассердился:

— Давайте-ка с самого начала. С какой такой линии я вас пытаюсь сбить?

— А с линии розыска.

— Так. И в чем она заключается?

— В том, что у вас с убитым случилась ссора!

— Конечно, случилась. Я сам только что об этом рассказал. Но линия-то в чем?

— В том, что у вас был мотив. А инобытия, поди, нету?

— Угадали. Нет.

— Ага! — Подпоручик торжествующе посмотрел на сыщиков. — Вот мы и приблизились!

— К чему? — удивился Гриневецкий. — Вы на что намекаете? Чиновник особых поручений Департамента полиции убил офицера? В первый же день своего пребывания в Варшаве. Так, что ли? А как он доставил на свалку труп? На извозчике привез?

— Ну как же вы не видите?! Ваш чиновник пытается запутать розыск!

— А для чего?

Подпоручик сам задумался над собственными словами.

— Ну… с целью запутать розыск. Иначе зачем же он рассказывает нам глупые истории о порванных рублях? Вот!

Помощник пристава порылся в кармане и вынул желтую ассигнацию.

— Вот! Такой же рубль. Если я порву его у вас на глазах, вы сильно напугаетесь?

Алексей в сердцах извлек из портмоне серебряный целковый, порвал его надвое, вручил подпоручику и обратился к сыщикам:

— Господа! Надобно опросить людей в ресторане. Вдруг они знают спутников убитого? Судя по шифровке,[19]поручики из 13-го пехотного Белозерского полка. Возможно, прислуга сообщит нам о всей компании важные сведения.

Гриневецкий с Нарбуттом согласно кивнули, а сами косились на помощника пристава. Открыв рот от удивления, тот держал обломки монеты и тупо их разглядывал. Потом зачем-то попытался состыковать… Рядом давился от смеха не имеющий чина. Наконец начальник сыскной полиции сказал:

— Алексей Николаевич! Насчет десяти пудов вы давеча слукавили. Ведь так?

— Поедемте скорее к Владеку, — вместо ответа предложил Лыков.

Так и сделали. Нарбутт отправился по скупщикам краденого, а остальные сыщики нагрянули в ресторан. Лыкова там, разумеется, узнали и рассказ его подтвердили. И кельнеры, и распорядитель описали дело в таких красках, что Алексей даже смутился. В устах поляков он выглядел героем! Буйный штабс-капитан посещал заведение давно, и его уже боялись обслуживать. Тот имел обыкновение быстро напиваться, а потом говорить окружающим дерзости. Распорядитель вчера умолял пограничника выбрать другой ресторан. Сергеев-третий отказался, да еще и заявил, что начнет ходить сюда еже дневно. Чтобы паны соблюдали свое место! Лыков чуть со стыда не сгорел за такого земляка, да и его помощник был в сильном смущении. Алексей поспешил перейти к расспросам:

— Известны ли вам поручики, что были с ним?

— Нет, эти явились впервые. Молодые, а уже такие испорченные… — вздохнул старший кельнер. — Все деньги!

— В каком смысле?

— Да жалованье у них грошовое, а штабс-капитан всегда платит за всех. Видно, богатый. Они и прибились…

— Откуда у скромного обер-офицера капиталы? Конечно, пограничная стража получает содержание больше армейского. Но и на него каждый день в рестораны не походишь!

— То мы не знаем, уважаемый пан. Но Сергеев часто приводил с собой компании и любил сорить деньгами.

— Возможно, это доходы от контрабанды, — предположил Иванов, и начальники с ним согласились — правдоподобно.

Именами вчерашних поручиков прислуга не располагала. Офицеров следовало немедленно доставить в сыскную полицию. Знающий их в лицо Лыков отправился в полк, а Гриневецкий вернулся на службу.

Алексей ехал и вспоминал своих обидчиков. Совсем молодые еще люди, прав кельнер. Ну, выпили по глупости. Захотелось угоститься за чужой счет… Невелик же грех! Но если их сейчас потащат в сыскное и там допросят под протокол, случится необратимое. С точки зрения закона мальчишкам предъявить нечего. Пожурят и отпустят. А с точки зрения полковой чести? Дали себя тронуть статскому. Их вынесли, как вещь, на улицу! А потом, когда офицеры потребовали-таки удовлетворения, тот же статский вторично дал им отпор. Да такой, что они бежали, забыв про обиду. А на поручиках был белозерский мундир! Нет, нельзя везти бедолаг на Сенаторскую. Нужно получить от них показания на месте. Но сделать это возможно только с разрешения полкового командира. Выходит, ему придется рассказать историю в деталях. Если умный, не захочет огласки и проведет келейно. Если дурак, значит, поручикам не повезло — их выкинут из полка.

Опять же, и белозерцев жалко. Славная часть! Везде воевали: под Полтавой, у Бородино, под Лейпцигом, на Малаховом кургане в Крымской войне. Зачем же их позорить?

Белозерский полк квартировал в Праге, у Зомбковской заставы. Пока добирались туда, Лыков спросил у своего помощника:

— Егор Саввич, вы, мне показалось, хотели поправить Нарбутта, да не решились. Когда он сказал, что Прага — самое криминальное место в городе. Что, это не так?

— Ну, отчасти верно, но не до конца. В Москве и Петербурге тоже есть в центре города клоаки, но больше их все же на окраинах?

— Конечно. Хитровка с Драчевкой у всех на слуху, но пояс зла, если хотите, окольцовывает Москву снаружи. Пригородные слободы — вот где настоящие оазисы беззакония. От Новой слободы и Марьиной рощи на севере до Даниловки и Дорогомилово на юге. Слободы окружили город. Такая же картина и в Петербурге. Вяземская лавра гремит, а Горячее поле сидит себе тихо. Между тем самые страшные банды именно там, а не в лавре. И в Варшаве то же?

— Точно так. Прага действительно выдается из ряда — это пригород воров. Почти все столичные «красные» обитают здесь. И блатер-каины[20]тоже представлены изрядно. А вот налетчиков, громил почему-то нет совсем. Они облюбовали себе места в Локотове и еще между Повонзковом и Волей. Там тянется по окраине полоса кладбищ, и от них отходят узкие улицы: Низкая, Ставки, Павлиная. А вокруг переулочки с неприглядными домами. Не вздумайте там гулять! Вот где, пожалуй, самое опасное место в Варшаве. Еще часто шалят на фабричных окраинах: в Чистом возле газового завода и за Петербургской заставой, где фабрика искусственных навозов. В Мостовском участке, где сегодня нашли труп, тоже очень беспокойно. Свалка что магнит! Пожалуй, вся полоса вдоль Вислы, от кирасирских казарм до Цитадели, — одна сплошная язва. В Старом Месте у евреев в ходу мошенничества. Вокруг Иерусалимской аллеи тайные убежища варшавской элиты — медвежатников. А на Саска-Кемпа[21]летом притоны беглых.