выйдет из ванной. Минуты тянутся бесконечно медленно. Больше никогда не оставлю с ним дочь! Зачем я вообще повелась на эту помощь?

Кляну себя за доверчивость…

Хлопает входная дверь, и я слышу болтовню своей егозы и голос Долинского.

Она с ним? Убью гада!

- Где вы были? – пулей вылетаю в прихожую.

- Гуляли, – как ни в чём не бывало отвечает биг-босс.

Надюша вся в снегу, щёки красные, глаза светятся.

- Я его бам, бам, бам снегом, – смеётся.

- Мы в снежки играли, – переводит мне Долинский, улыбаясь.

Он и сам весь в снегу.

- Какого чёрта? – ярость кипит, я готова кинуться на мужчину с кулаками и разорвать его на части. Но не при ребёнке же устраивать разборки…

Быстро стягиваю мокрый комбинезон и сапожки, полные снега. Ножки мокрые! Ещё не хватало простудиться.

Я так перенервничала… А они – просто гуляли, развлекались в снегу. Как так можно? Ещё и смеётся…

Реву…

- Я уже не знала, что думать! Хотела звонить в полицию, что ребёнок пропал, – жалобно всхлипываю. – Я так сильно испугалась, что с ней что-то могло случиться.

- Батя не сказал тебе, что она со мной? – удивляется Долинский.

- Он в ванной! – мотаю головой.

Волнение понемногу отпускает, но выливается из меня слезами.

- Кончай сырость разводить, – строго говорит биг-босс. – Можно подумать, конец света настал. Я вообще-то всего часок погулял с твоим ребёнком. И ты спасибо могла бы сказать, а не кидаться с истерикой.

Конечно! Для человеческой особи, не имеющей ни души, ни сердца, ничего страшного не произошло… А я чуть не умерла от ужаса.

В растрёпанных чувствах кормлю Надюшу ужином, накрываю в гостиной стол и ухожу к себе. У кого праздник сегодня, а у кого траур по неслучившейся счастливой жизни…

У соседей громко играет музыка. Даже при здешней отличной звукоизоляции она отчётливо слышна. Сижу в кресле, прижимая к груди Сашин портрет.

Как больно и горько…

В дверь стучат. Нет настроения откликаться. Хочется тишины и покоя.

Стук повторяется. Не дождавшись моей реакции, Долинский приоткрывает дверь. В комнате полумрак, слабый свет только от ночника. Но он, кажется, понимает моё настроение.

- Царевна Несмеяна, спускайся из своей башни на грешную землю. Новый год через десять минут. Ты же не хочешь весь следующий год просидеть в темноте и прореветь? Разве не знаешь, что как год встретишь, так его и проведёшь? Идём за стол.

Как у него всё просто… Можно подумать, мне нравится быть приживалкой у Долинских и весь год жить у них на птичьих правах… Сомнительная перспектива. А реветь я всё равно обречена…

- Восемь минут. Не тормози, – торопит меня биг-босс.

Нехотя встаю и бреду в гостиную. И зачем я нужна им там с кислой физиономией? Только праздник испорчу.

Глава 8

- Что скажете? – неуверенно спрашивает прораб Долинского.

Вчера биг-босс лютовал, и трудолюбивому мужчине от него прилично досталось, теперь боится, что его уволят.

Рабочие заканчивают монтировать в холле металлическую конструкцию, которую я придумала и спроектировала. С трудом согласовала все нюансы с заводом, и они справились с нашим заказом на “отлично”. Нервов и сил я потратила целую гору. Эта красота мне по ночам снилась! Зато результат того стоит.

Но самое большое и потрясающее достижение – это блуждающая улыбка на лице Долинского и его похвала.

- Ну что… Вроде нормально, – говорит, придирчиво рассматривая причудливое нагромождение металла. – Мне нравится, неплохо вышло.

Сколько он из меня крови выпил по поводу этой конструкции! Не верил, придирался, ругал, угрожал вычесть из зарплаты её стоимость. И вот теперь стоит, весьма довольный результатом.

Мне очень хочется сказать что-то вроде: “Видите? А вы во мне сомневались!”. Но не рискую дёргать зверя за усы.

Прячу улыбку, чтобы ненароком не нарваться на очередную грубость. Но чертовски приятно, что мою фантазию и труд оценил даже такой привереда, как Долинский.

В проёме появляется блондин, Павел Доценко. Я уже знаю, что он – совладелец отеля и один из организаторов фирмы, в которой я работала на складе. А ещё он – врач в городской больнице, поэтому в строительстве отеля участия не принимает, но часто заезжает к биг-боссу по каким-то делам.

Доценко в их троице обеспечивает связи с иностранными и местными поставщиками лекарств и аппаратуры, контактирует с медицинскими заведениями и находит заказчиков. Во время войны именно он помог Долинскому и Шевчуку выйти на зарубежные фирмы и наладить поступление помощи нашим больницам и госпиталям.

- Я документы привёз. Посмотришь? – говорит блондин биг-боссу после приветствия. – Только времени мало, на вчера надо.

Разглядывает конструкцию.

- Прикольно получается. Хочется уже поскорее взглянуть на итоговый результат.

- Кому ж не хочется? Идём, – Долинский кивает ему. – Заканчивайте. Полина, зайди, когда освободишься, – бросает мне, уходя.

Я всегда робею в его присутствии. Что дома, что здесь я боюсь его нападок и придирок, ежесекундно волнуюсь, правильно ли сказала, сделала, посмотрела. И вместе с тем жажду его одобрения. Ловлю каждую улыбку в мой адрес, коллекционирую в памяти редкие комплименты и похвалы.

Он бывает очень разным. То добрый, внимательный и человечный. А то вдруг превращается в чудовище. И никогда не знаешь, каким он будет в следующую минуту.

Возможно, в его прошлом случилась какая-то страшная трагедия, и он глубоко несчастен, но сквозь броню неадекватности, агрессии и жестокости заглянуть в его душу невозможно.

Он может кричать на меня и даже на своего отца. При этом с Надюшей всегда ласков. Каким бы злым он ни был, для неё у него всегда найдётся улыбка и тёплые слова. Волшебство – не иначе, что малышка оказывает на него такое влияние.

Закончив с прорабом, иду в вагончик биг-босса. В приёмной – никого, а из кабинета доносятся голоса: вероятно, Доценко ещё не уехал. За перегородкой Анжела болтает с кем-то из сотрудниц.

- Слушай, Анж, а как у тебя с шефом? Зажигаете? – спрашивает шёпотом незнакомый голос.

- Чур меня, не дай бог. Тьфу-тьфу-тьфу, – стучит по чему-то.

- Вот ты странная. Я б не отказалась. Красивый, богатый и неженатый. Что ещё надо? Кто знает, как повернётся в будущем… Может, и до Мендельсона дойдёт. А нет – так хотя бы ручку позолотит.

Прислушиваюсь. Мне не до сплетен. Но всё, что касается Долинского,