Жозефина долго хранила молчание, потом медленно произнесла:

— Поразительно, просто поразительно! Я бы никогда не подумала, что можно добиться успеха в столь сложном деле, и так быстро! Я считала, что все уже потеряно… Это в самом деле похоже на чудо.

— Чудо любви, — подхватил Рауль.

Карета мчалась со скоростью, удивительной для худых лошадок, чью прыть не умеряли ни подъемы, ни спуски. По сторонам проносились и исчезали, как мираж, реки, поля, долины…

— Боманьян был с ними? — спросила графиня.

— Не был — к своему счастью.

— К счастью?

— Ну да, ведь я придушил бы его собственными руками, такое отвращение он у меня вызывает.

— У меня тем более, — произнесла она сурово.

— Но вы, кажется, не всегда ненавидели его, — Рауль не удержался, снедаемый ревностью.

— Ложь и клевета — вот его оружие, — промолвила Жозефина Бальзамо. — Боманьян — отъявленный лжец. К тому же сейчас он вне себя, гордость его уязвлена тем, что я отвергла его любовь. И потому он решил убить меня.

Рауль вновь пал перед ней на колени в порыве восторга:

— Значит, вы его никогда не любили? Как я счастлив! Какая радость освободиться от мук ревности! В самом деле, как я мог подозревать Жозефину Бальзамо в том, что она влюблена в какого-то ничтожного Боманьяна! — Он смеялся и бил в ладоши: — А знаете, я не буду больше называть вас Жозефиной, это имя вам не идет. Не угодно ли вам, сударыня, впредь именоваться Жозиной? Жозина, просто Жозина — так некогда обращался к вам сам Наполеон Бонапарт, так звала вас ваша мать, Евгения Богарне. Вы — Жозина, моя Жозина…

— Соблюдайте приличия, сударь! Прежде всего я требую уважения к себе, — говорила она, улыбаясь его ребячеству. — Я не ваша Жозина.

— Приличия! Уважение! Я преисполнен этих добродетелей. Мы вдвоем, совсем рядом, вы в моей власти — а я распростерт перед вами, как молящийся у ног идола. И я боюсь! Я трепещу! И если вы протянете мне руку, я просто не осмелюсь ее поцеловать…

Графиня Калиостро поймала Рауля на слове и тотчас подвергла его испытанию, протянув ему руку для поцелуя. Молодой человек и вправду вел себя необыкновенно учтиво и почтительно, стараясь не утомлять графиню любовными излияниями. Слушала ли она его? Иногда да, как взрослые слушают ребенка, наивно делящегося своими чистыми мыслями и переживаниями. Но иногда она вдруг замыкалась в отчужденном молчании, огорчавшем Рауля. Наконец он воскликнул:

— О, говорите же со мной, прошу вас! Я пытаюсь весело сказать вам то, о чем никогда не осмелился бы говорить всерьез. Я сам не знаю, что болтаю. В глубине души я побаиваюсь вас. Почему же вы молчите? Всего несколько слов — и вы вернете меня к реальности.

— Всего несколько слов?

— Да, не более.

— Извольте. Совсем близко станция Дудевиль, оттуда вы продолжите путь на поезде.

Он принял обиженный вид:

— А вы, что станете вы делать, оставшись одна-одинешенька?

— О, Господи, — произнесла она, — постараюсь как-нибудь устроиться, как это мне удавалось до сих пор.

— Быть этого не может! Вам не обойтись без меня, без моей помощи в схватке, в которую вы ввязались. Боманьян, Годфруа д'Этиг, герцог д'Арколь — столько палачей ждут лишь удобного случая, чтобы разделаться с вами.

— Они считают меня умершей.

— И все же, как вы намерены действовать?

— Не бойтесь за меня. Я буду действовать так, чтобы не попасться им на глаза.

— Не проще ли воспользоваться моими услугами? Я умоляю вас и на этот раз говорю совершенно серьезно: не отказывайтесь от моей помощи. Есть вещи, которые женщина не в состоянии сделать одна. У вас опасные враги. Боманьян в своей ярости и презрении к самому себе способен представить вас в глазах толпы ведьмой, а в глазах правосудия — преступницей. Даже если я, вопреки своему желанию, шокировал вас, говоря о своей любви, в том нет большого греха. Ведь я не прошу у вас ничего, кроме одного: разрешения посвятить свою жизнь служению вам!

Они промчались мимо городка Дудевиль. Экипаж въехал во двор какой-то фермы, окруженной зарослями бука и яблонь, и здесь остановился.

— Сойдем, — промолвила графиня. — Этот дом принадлежит одной очень славной женщине, тетушке Вассер, владелице гостиницы неподалеку отсюда. Иногда я заезжаю к ней, чтобы отдохнуть в этих чудесных краях. Тетушка Вассер — великолепная повариха, позавтракаем у нее. Мы продолжим путь через час, Леонар!

Они направились к дому. Графиня ступала легко, как девочка, и опередила Рауля. На ней было серое платье, плотно облегавшее фигуру, и милая фетровая шляпка, к которой был приколот букетик фиалок. За поворотом перед ними предстал белый домик с соломенной крышей. Они вошли в прихожую, оттуда в столовую.

— Там слышны мужские голоса, — тихонько заметил Рауль, указывая на дверь в глубине столовой.

— Да, должно быть, хозяйка беседует с крестьянами…

Графиня еще не окончила фразы, как дверь отворилась и на пороге появилась пожилая женщина в фартуке и сабо. Едва взглянув на Жозефину, она пришла в неописуемое волнение, закрыла за собой дверь и что-то быстро зашептала.

— Что случилось? — спросила графиня.

Тетушка Вассер сделала несколько шагов к ней, упала на стул и пробормотала:

— Уезжайте… спасайтесь… скорее!

— Но в чем дело? Объясните толком!

— Полиция. Вас всюду разыскивают. Они перерыли все ваши чемоданы. Вот-вот здесь будут жандармы. Вы пропали, спасайтесь! — горячо шептала Вассер.

Графиня вздрогнула, затрепетала, охваченная страхом, и, чтобы не упасть от слабости, принуждена была опереться о буфет. Ее глаза молили Рауля о помощи, а он и сам не знал, что предпринять, но весело произнес:

— Жандармы? Экая важность! Да они, наверное, и не нас ищут.

— Нет-нет, ее, — повторила тетушка Вассер. — Именно ее.

Рауль, еще не до конца сознавая всю серьезность положения, схватил графиню за руку, повлек ее к выходу и вытолкнул наружу. Но, не успев переступить порог, она в ужасе отшатнулась:

— Жандармы! Они видели меня!

Оба устремились назад. Рауль быстро пришел в себя, тихо промолвил:

— Спокойно, я все устрою. Сколько полицейских там, в комнате?

— Двое.

— И два жандарма… Сила на их стороне. А где чемоданы, которые они смотрели?

— Наверху.

— Отлично. Стойте здесь, госпожа Вассер, и постарайтесь не выдать себя лишним словом или движением. Повторяю, я все беру на себя!

Он вновь взял графиню за руку и направился к двери, которая вела наверх. Они поднялись в мансарду. На полу комнатки было разбросано все содержимое чемоданов графини — платье, белье, всякие мелочи.