Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не имеет значения: фон Шнабе несомненно скажет вам, что мы перестаем существовать.
— Прошу вас, Герхард, не говорите загадками. Я с места не двинусь, пока вы мне все не объясните.
— Позже, Ханс. Взгляните на нашего пациента, потом все поймете.
— Дорогая Грета, — повернулся Траупман к медсестре, — неужели ваш муж — все тот же здравомыслящий человек, которого я знал?
— Да, доктор. Я знаю то, чего вы сейчас не понимаете. Впоследствии он вам все разъяснит. Это блестяще придумано, майн герр, поверьте.
— Но сначала посмотрите на нашего пациента — вы увидите его через окно, следующая дверь направо. Помните: его зовут Лесситер, а не Лэтем.
— Что мне ему сказать?
— Что хотите. Поздравьте его с выздоровлением. Пойдемте же.
— Я подожду у стола дежурной, — сказала Грета Крёгеру. Врачи вошли в комнату Гарри Лэтема. Он стоял у большого наружного окна в рубашке и серых фланелевых брюках. Голова его была забинтована.
— Привет, Герхард, — обернувшись, сказал он с улыбкой. — Чудесный день, правда?
— Вы уже гуляли, Алекс?
— Нет еще. Дельца можно покалечить, но его нельзя заставить забыть о делах. Я тут кое-что прикидывал и пришел к выводу, что в Китае нынче легко составить состояние. Мне не терпится скорее туда улететь.
— Разрешите представить вам доктора... Шмидта из Берлина.
— Рад познакомиться, доктор. — Лэтем подошел к ним и протянул руку. — Кроме того, рад видеть еще одного врача в этом поразительном госпитале, а вдруг Герхард что-то сделает со мной не так.
— Как я понимаю, до сих пор этого не произошло, — возразил Траупман. — Правда, я слышал, что вы отличный пациент.
— А как же иначе.
— Простите, что я в маске, герр... Лесситер. У меня легкая простуда, а Герхард — зануда, как говорят американцы.
— Я могу сказать это и по-немецки, если хотите.
— Вообще-то я предпочитаю попрактиковаться в английском. Поздравляю с выздоровлением.
— Все это заслуга доктора Крёгера.
— Как медику, мне интересно кое-что для себя прояснить. К примеру, если это не слишком трудно, что вы помните о том, как попали в нашу долину?
— О... — Лэтем-Лесситер вдруг умолк, глядя на них остекленевшими глазами. — Вы хотите знать про аварию... О Господи, это было ужасно. Сначала — расплывчатое пятно, потом крики, истерические крики. Потом я понял, что зажат бортом грузовика и что-то тяжелое, металлическое давит мне на голову — такой боли я в жизни не испытывай. Вокруг были люди — они пытались вытащить меня. Наконец им это удалось, и они поволокли меня по траве, я начал кричать, потому что увидел огонь и почувствовал исходивший от него жар — мне казалось, что у меня обожжено все лицо. Тут я потерял сознание, и, как выяснилось, чертовски надолго.
— Какой ужас вам пришлось пережить! Но сейчас вы на пути к полному выздоровлению, герр Лесситер, а это главное.
— Если в новой Германии вы найдете для Герхарда особняк, я заплачу за него. — Теперь глаза Лэтема вновь стали совершенно ясными.
— Вы достаточно сделали для нас, Алекс, — сказал Крёгер и, повернувшись к Траупману, добавил: — Доктор Шмидт хотел лишь поздороваться с нашим щедрым благодетелем и удостовериться, что я сделал все так, как он меня учил... Погуляйте, когда захочется, как только покончите с расчетами и выясните, сколько еще миллионов сумеете выжать из Азии.
— Это совеем не так трудно, поверьте. Дальний Восток не просто любит деньги, он им поклоняется. Когда, Герхард, вы разрешите мне покинуть вас, Братство станет еще богаче.
— Мы, тевтонцы, будем всегда молиться за вас, Алекс.
— Обойдемся и без молитв, лишь бы создать «четвертый рейх».
— Создадим.
— Всего хорошего, герр Лесситер.
— Траупман и Крёгер прошли по коридору в белоснежный приемный покой.
— Вы были правы, — сказал берлинец, садясь. — Это потрясающе!
— Значит, вы одобряете?
— А как же иначе? И эта пауза, и эти затуманившиеся глаза. Великолепно! Вы совершили чудо!
— Запомните, Ханс, я не хочу обманывать вас: это несовершенно. При стабильных условиях я могу гарантировать такое состояние только на пять — восемь дней.
— Но вы говорите, Лондон, Париж и Вашингтон утверждают, что этого достаточно, так?
— Да.
— А теперь расскажите мне, почему долина перестанет существовать. Меня это потрясло. В чем дело?
— Мы больше не нужны. Мы разъезжаемся. За истекшие годы мы подготовили — идеологически и физически — свыше двадцати тысяч последователей...
— Вы любите это слово, не так ли? — прервал его Траупман.
— Оно соответствует действительности. Все это люди — не просто убежденные, но лидеры — как в низших звеньях, так потенциально и в высших... Их разослали повсюду — главным образом по Германии, а тех, кто знает иностранные языки и обладает должными навыками, — в другие страны. Все они материально обеспечены, профессионально подготовлены и готовы занять места в разнообразных сферах деятельности.
— Мы так далеко продвинулись? Я и не знал.
— В спешке вы даже не заметили, что нас тут стало гораздо меньше. Эвакуация началась несколько недель тому назад. Две наши машины для горных дорог работали день и ночь, перевозя оборудование и персонал. Это напоминало колонию муравьев, переселяющихся с одного холма на другой. Наша цель и судьба — новая Германия.
— Вернемся к американцу, к этому Гарри Лэтему. Какова его задача? Поддерживать контакт с вами и сообщить все, о чем он узнает? Но, вероятно, такие сведения можно получить и от платных информаторов? Так неужели это все? Или вы хотите подтвердить вашу теорию, чтобы использовать ее в будущем, если это понадобится нам при нашей жизни?
— То, что мы от него узнаем, будет, конечно, весьма ценно. Для этого мы прибегнем к помощи миниатюрного электронного компьютера, который легко спрятать. Но Лэтем нужен нам для более высокой цели. Помните, я упоминал о том, что он направит наших врагов по ложному следу, однако это только начало.
— Да вы просто в неистовстве, Герхард. Рассказывайте же.
— Лэтем упоминал, что занимается подсчетами, показывающими, что в Китае можно заработать миллионы, не так ли?
— Вероятно, он прав.
— Ошибаетесь, Ханс. Цифры, о которых он говорил, не имеют никакого отношения к финансам. Это коды; он разработал их, чтобы ничего не забыть, когда сбежит от нас.
— Сбежит?
— Конечно. У него есть задание, и он профессионал. Разумеется, мы позволим ему сбежать.
— Да говорите, ради Бога, яснее!
— За эти недели мы заложили в его мозг сотни имен — французов, немцев, англичан, американцев: