Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Встретившись в Тель-Авиве с Рафи, я рассказал все в мельчайших подробностях, стараясь не пропустить ни одной детали.
– Если бы не он, меня наверняка убили бы.
– Это ясно, – грустно ответил Рафи. – Но почему он пошел прикрывать тебя в одиночку – вот что странно. Ребятам из группы ничего не известно. Судя по твоему рассказу, не он владел ситуацией, а ситуация владела им.
Я вопросительно посмотрел на босса.
– Я думаю, все произошло так: он видел, что с тобой на встречу послали сосунка, который толком даже не умеет уйти от слежки. Вызывать подмогу не было смысла. Потом, когда вы начали разговаривать, все также шло по плану. А когда дело осложнилось, он уже не мог вызвать помощи ни по времени, ни по обстоятельствам, нужно было срочно тебя выручать. Изумительной души человек был, светлая ему память! И очень толковый. Завтра привозят его тело. Местная полиция решила следствия не проводить. Мы признали, что он наш оперативник, погибший на встрече со своими осведомителями.
– Он умер, чтобы спасти меня. Почему, ведь я чужак? – этого вопроса я не мог не задать.
– Не в тебе лично дело. Такой у нас закон: мы не бросаем своих ни при каких обстоятельствах. Ему было легче погибнуть, чем жить с мыслью, что он тебя оставил в опасности. Этого он не простил бы себе никогда.
В эту минуту я не смог не признаться в ощущении, которое старательно отгонял от себя в долгие часы ночных раздумий. Растущая близость с этими еще совсем недавно незнакомыми людьми становилась новой реальностью, отмахнуться от которой было невозможно. Одно я знал абсолютно – работать против этих людей точно не стану.
* * *
Пока я занимался разборкой в Берлине, в КГБ активно собирали информацию о Зусмане. Поиски подтвердили, что он до сих пор числится гражданином Израиля. Но мне категорически запретили предпринимать что-либо: все сделают старшие коллеги из Москвы. Мне нужно было возвращаться в Россию с отчетом, ведь мое участие в берлинской операции Моссада начальство не санкционировало.
Через десять дней, согласовав все до малейших деталей с Рафи, я через Европу улетел в Москву отчитываться перед моим московским шефом, причем, если не лукавить, его я побаивался всерьез. Но от результатов встречи, от того, как меня примут и решат использовать дальше, зависела моя судьба…
В Шереметьево-2 меня ждали двое сотрудников Веретенина. Вскоре черная «Волга» мчалась знакомым маршрутом к центру города. Удобно устроившись на заднем сиденье, я покачивался в такт движению машины, несильно зажатый между парнями в темных костюмах. Лицо мое не выражало ничего, что в известной степени отражало и внутреннее состояние. Машина плавно вкатилась во двор Большого дома на Лубянке.
В одиночной камере, куда звуки практически не проникали, я просидел несколько дней и уже начинал терять представление о времени, когда, наконец, последовал вызов к начальнику управления полковнику Игорю Веретенину. Вообще мне всегда везло с начальниками, и Веретенин был один из таких, приличный и неглупый мужик. Карьера его выглядела довольно типичной: пришел из ЦК, где работал в кадрах, до этого служил начальником политотдела ракетных войск в Семипалатинске. Фронтовик, воевал на Западном фронте, хотя успел туда попасть только в конце 44-го. Войну закончил лейтенантом. Характер у него, и как у большинства комитетских начальников, был показательно крутой, но организаторские способности, безусловно, присутствовали. Да и соображал он неплохо, а главное – славился своей проницательностью.
Довольно много времени прошло с нашей последней встречи, а полковник почти не изменился. Только куда девался мягкий, почти отеческий тон? Передо мной сидел все видевший, все слышавший, не склонный к долгим колебаниям суровый человек.
– Ну, Гардин, говори…
Я пожал плечами, демонстрируя недоумение. И ответ не заставил себя ждать.
– Даю на обдумывание два часа. Или во всем сознаешься, или… сам знаешь, что будет.
Все это было сказано тоном, не вызывающим сомнений в том, что со мной может (или даже должно) случиться.
Меня тут же вернули в гнетущую тишину камеры. Более чем краткая беседа дала мне еще раз возможность ощутить всю свою ничтожность в попытке противостоять той мощи, которую представляет этот одетый в мундир человек.
В камере я вспоминал напутственный инструктаж Рафи, в который раз удивляясь его необычайной прозорливости. Он дал мне массу подробнейших и, как оказалось, весьма ценных советов. Он четко представлял себе все, что будет, а я, дурак, пытался усомниться в его правоте. Например, Рафи абсолютно уверенно сказал, что мои вопросы и сомнения должны разрешиться во время второй встречи. И вот она состоялась.
Как и два часа назад, полковник не отличался приветливостью.
– Рассказывай!
– А что вы хотите услышать, товарищ полковник? – попробовал схитрить я, и не ошибся.
– Рассказывай, с кем связался, до кого добрался, кто тебе помог. Говори! – Мое поведение явно выводило его из себя.
– Да вроде со мной говорил сам хозяин, – ответил я будничным тоном.
– Хозяин? – Веретенин не торопился поверить услышанному. – Рафи, что ли?
– Ну да…
– До Рафи добрался? Дорогой, – суровое лицо мгновенно осветилось улыбкой, – да тебе же цены нет! Знал я, что ты с ними найдешь общий язык, но что до Рафи дойдешь… Этого не предполагал.
Я ждал продолжения.
– Ну ведь не за красивые же глаза Моссад ищет для тебя твоего клиента со всей его свитой! Что ты сделал для них? Все говори!
Голос Веретенина снова зазвучал резко и властно.
Я снова вспомнил наставления Рафи: определенная степень откровенности поможет мне добиться доверия Веретенина, и берлинскую эпопею, конечно, придется изложить. Что я и сделал. Услышав о смерти Алекса, полковник поморщился:
– Мерзкий был человек, до денег жадный. Значит, так ему и надо. Страну опозорил. Так-так, значит, это ты там был? А мы краем уха слыхали, да толком не поняли. Итак, о чем ты договорился с Рафи?
– Да вообще-то ни о чем…
– Ну и хитрюга! Так я тебе и поверил!
– Да нет, ни о чем не договаривались, решили – услуга за услугу, на этом и разошлись.
– А способ связи каков, если нужда появится?
– Нет у меня такой нужды.
– А если будет, как найдешь его?
– Нет у меня с ним связи, нет! И ни о чем мы не договаривались! Если найдут Зусмана, а по их данным он в Германии, обещали сообщить.
Я взял секундную паузу, после чего добавил спокойно:
– Да, вот еще… Прощаясь, он сказал: «Захочешь – найдешь». Вот и все дела!