26. Линде И. А.

27. Айзенхуд

28. Сулиашвили Д. С.

29. Равич С. Н.

30. Рубаков (Андерс)

31. Егоров (Эрих)

Фри́дрих (Фриц) Пла́ттен (нем. Fritz Platten, 8 июля 1883 – 22 апреля 1942) – швейцарский деятель международного социалистического и коммунистического движения. Друг В. И. Ленина. Погиб в лагерях 22 апреля 1942 при невыясненных обстоятельствах. Место захоронения неизвестно. После смерти Сталина был посмертно реабилитирован.

Германские офицеры просмотрели список, поданный им Платтеном, и направились по плацкартам. По пути капитан Планец отдал распоряжение Платтену, чтобы тот утихомирил пассажиров и запретил им подниматься с места до конца проверки. Впрочем, всё ограничилось пересчётом людей. Контроля паспортов и досмотра багажа не было. Более тщательная проверка также была проведена на станции Шафхаузен – месте посадки в поезд. После этого щепетильные офицеры проверили пломбы на трёх дверях вагона. Четвёртую заперли под ответственность старшего команды Платтена, который должен был действовать в соответствии с обязательствами, зафиксированными в расписке.

Меньше часа назад социалисты шумно погрузились в вагон и расселись по местам. После непродолжительной и беззлобной перепалки с Радеком Ленин согласился обосноваться в особом купе, где ему было бы комфортнее работать. Однако это удобство было весьма условным – шутки и смех пассажиров были слышны по всему вагону. Не обошлось и без штофа водочки. Последнее сильно разозлило Владимира Ильича, и только Инессе Арманд удалось утихомирить его гнев. Тем не менее, Ульянов продолжил настаивать, чтобы Ольга Равич, которую он посчитал заводилой, покинула плацкарту, но общими усилиями удалось отстоять и её.

Владимир Ильич вернулся в своё купе. Надежда Константиновна спала. Шум на неё не действовал, она всегда сохраняла спокойствие. Ульянов сел за стол взял перо и попытался писать, но в поезде это оказалось совершенно невозможным делом. Тогда будущий вождь мирового пролетариата прилёг на мягкий диван, взял пачку свежих газет и принялся их просматривать. Наскоро перелистал, бросил их на пол, затем поднял и аккуратно положил на столик. Ему нужны были российские новости. Ульянов давно не был в России.

С изрядной долей справедливости его можно было назвать иностранцем. Из своих сорока семи лет Владимир Ильич семнадцать лет прожил за границей. Иными словами, больше половины сознательной жизни России он не видел. Ленин уже смирился с мыслью, что проживёт всю оставшуюся жизнь в тихой Швейцарии с кружкой пива в одной руке и газетёнкой в другой.

Всем было известно, что претендовавший на первые роли в российском революционном движении, Ульянов первую революцию прозевал. Это сильно раздражало Владимира Ильича, однако, увы, конфуз едва не повторился и в этот раз, и тогда, обозлённый, он был готов на всё лишь бы встать во главе революционных масс.

В тот день, когда пришла весть о свержении самодержавия, Ульянов собирался в библиотеку. К ним в квартиру ворвался товарищ Бронский с возгласом: «Как вы ничего не знаете?! В России революция!» Надежда Константиновна едва не выронила тарелку из рук – она как раз убирала посуду со стола после скромного обеда. Прокричав новость, Бронский тут же удалился, а Ульяновы засобирались к издательству, возле которого вывешивались ещё не просохшие от типографской краски газеты с последними новостями.

Всю дорогу Владимир Ильич выглядел растерянным и не произнёс ни слова. Действительно, срочные телеграммы сообщали о революции в России. С этого момента Ленин был одержим мыслью срочного возвращения на родину. Днём он писал письма, пытался связаться с соратниками, использовать знакомства, чтобы выбраться в Россию. Ночью он также не мог успокоиться. В его голову приходили самые бредовые и невыполнимые идеи.

Он всерьёз обсуждал с Надеждой Константиновной то перелёт через Германию на аэроплане, то получение швейцарского паспорта или нелегальный переход через границу под видом глухонемого шведа. Сон окончательно пропал, Ульянов нервничал, злился, но выхода не было, а тем временем события в России развивались без его участия.

31 марта Владимир Ильич вернулся с одной из встреч уже спокойным и уверенным в себе. С кем была встреча достоверно неизвестно, но с того момента будущий вождь мирового пролетариата начал собираться домой. В Россию. Ему срочно потребовались деньги. Он телеграфирует своему доверенному лицу и соратнику Ганецкому: «Выделите две тысячи, лучше три тысячи крон для нашей поездки. Намереваемся выехать в среду (4 апреля) минимум 10 человек». А через несколько дней пишет Инессе Арманд: «Денег на поездку у нас больше, чем я думал, человек на 10–12 хватит».

Впоследствии немецкий левый социал – демократ Пауль Леви утверждал, что именно он был посредником между германским МИДом и Ульяновым. Первые были страшно заинтересованы в отправке того в Россию. Заинтересованность была настолько велика, что международным ведомством были приняты все условия выставленные Лениным.

Гомон в вагоне наконец поутих, приподнятое настроение пассажиров, вызванное благополучной отправкой, умирилось, и Владимир Ильич вновь попытался записать свои мысли. Вопрос, который он обдумывал, был архиважным. Отправка оказалась достаточной неожиданной, и плана действий левых социалистов по прибытию в Россию не было. Именно этим и пытался заняться Ульянов.

Благо поезд сбавил ход, и оказалось возможным сделать некоторые записи, но только при помощи карандаша. Владимир Ильич уселся за столик и принялся писать:

1. Кончить войну истинно демократическим, не насильническим миром нельзя без свержения капитала, абсолютный отказ от «революционного оборончества»;

2. «Буржуазно-либеральная» стадия революции завершена, и следует переходить к революции «социалистической», в ходе которой власть должна перейти в руки пролетариата и беднейшего крестьянства;

3. Никакой поддержки Временному правительству;

Ленин закончил писать. Теперь требовалось обдумать остальное. Он поднялся, сбросил накинутый на плечи пиджак и открыл дверь.

– Ты далеко Володя? – спросил, не открывая глаз Крупская. Ульянов дробно засмеялся и ответил:

– Наденька, куда я денусь из пломбированного вагона? В туалет.

– Ну-да, ну-да, – промурлыкала женщина и вновь задремала.

Поезд начал набирать ход, и Владимиру Ильичу пришлось двигаться по коридору, придерживаясь за стены. Возле дверей туалета стояла большая очередь в несколько человек. Ульянов без особой деликатности подвинул пассажиров и подошёл к двери, подёргал ручку и затем принюхался. Кто-то из очереди хихикнул, а Владимир Ильич строго спросил:

– Значит это все желающие оправиться? О чем же вы на вокзале думали?

– Как бы нет так! – возмущенным голосом отозвалась только что подошедшая Поговская. На руках она держала четырехлетнего сына. Женщина опустила ребёнка на пол и, придерживая его руками, продолжила ещё более возмущенным тоном: