— Слабак! — Саня презрительно посмотрел на него. — Таких, как ты, ждет карьера приемщика стеклотары.

— Может быть, и ждет, — простонал Ромка и вытер губы, — но тебе не мешало бы знать, что в эту ментовскую школу принимают только после армии.

Мишка, который в это время что-то напряженно обдумывал, решительно шлепнул ладонью по парапету и сказал:

— Значит, ментом хочешь стать. Так?

— Так! — с вызовом ответил Саня. — И не просто хочу, а стану.

— Ладно, — покладисто кивнул Мишка, — а я в таком случае стану вором в законе. Понял?

— Вором в законе? — Ромка повернулся к Мишке. — Тогда не забывай, что тебе предстоит совершить множество мелких и крупных гадостей и мерзостей, прежде чем ты заслужишь ранг вора в законе. Так что ребята — флаг вам в руки! Один — бодрым строевым шагом в армию, а другой — в троллейбус, кошельки воровать. Желаю успеха.

Он еще раз икнул и нагнулся за стоявшей на асфальте бутылкой пива.

В это время Мишка злобно прошипел:

— Мент поганый…

И дал Сане в глаз.

Саня взвыл и бросился на Мишку, выкрикивая:

— Вор! Вор! Кошелек у старушки двинул!

Сцепившись, они повалились на асфальт, и Ромка, глотнув пива, стал комментировать происходящее:

— Борьба с организованной преступностью приобрела неслыханный размах. Удар, еще удар… Похоже, что силы правопорядка терпят поражение. Нет, инициатива снова перешла в руки генерала милиции Александра Боровика…

В это время невдалеке послышался неровный шум мотора, и из-за угла Четвертой линии медленно вывернул милицейский «Уазик».

— Атас! Менты! — воскликнул Ромка, и представители противоборствующих сторон, резво вскочив на ноги, бросились наутек.

Ромка последовал за ними, и на этом выпускной вечер закончился.

Расстались они на углу Седьмой и Малого, никаких прощальных слов при этом сказано не было, и Ромка, вздохнув, побрел домой, на Двадцать вторую линию.

На следующий день, проспавшись после бурно проведенной ночи, он позвонил сначала одному, а потом второму своему приятелю, но их не было дома. Не появились они и на второй день, и лишь на третий, случайно встретив Саню возле метро «Василеостровская», Ромка удивился его короткой стрижке.

— Ты это чего? — спросил он, указывая пальцем на голову Саньки.

— А ничего, — буркнул тот, — в армию иду, вот чего.

— В армию? Ты что, всерьез тогда говорил?

— Конечно, всерьез! — Саня потрогал синяк под глазом. — Причем не просто в армию, а в спецназ. Я ведь айкидо занимаюсь, сам знаешь. Вчера был в военкомате и все такое… Третьего числа уезжаю.

— А как же мы? А Мишка?

— Пошел он, этот Мишка! — Саня снова потрогал синяк. — Вот пусть теперь вором становится. А я его… В общем — пошел он!

— Идиоты… — Ромка потерянно огляделся. — Это вот так вот, просто, спьяну… Может, подумаешь еще?

— Все уже обдумано, — отрезал Саня. — Держи корягу. А мне еще за некоторыми справками надо идти. Спецназ — это тебе не детский сад.

— Идиоты… — Ромка машинально пожал протянутую руку и пошел домой переваривать новости.

А дома его ждал очередной сюрприз.

Войдя в квартиру, он, как всегда, прямиком отправился на кухню.

На кухне перед маленьким черно-белым телевизором сидела бабушка, которая, увидев Ромку, скорбно поджала губы и сказала:

— Допрыгался твой Мишка.

— Что значит — допрыгался? — в груди у Ромки екнуло. — Что с ним такое?

— А то, — бабушка горестно вздохнула, — по тиливизиру показали твоего Мишку. Он с какими-то архаровцами ларек ограбил. А продавец в больницу угодил.

— Не может быть! — Ромка почувствовал слабость в ногах и присел на стул. — Он же не такой…

— А вот оказалось, что такой. — Бабушка разгладила на коленях передник. — Вот так смотришь — вроде приличный мальчик, а он по ночам ларьки грабит. А я еще раньше сердцем чуяла…

— Да ничего ты там не чуяла, — отмахнулся Ромка и бросился к телефону, чтобы срочно позвонить Саньке.

Но, сделав два шага, остановился.

Что толку ему звонить!

Во-первых, его нет дома, а во-вторых…

Во-вторых, Санька наверняка скажет: так ему и надо, вору в законе недоделанному.

Ромка вздохнул и, пройдя в свою комнату, снял с полки том Джека Лондона, в котором у него хранились праведные сбережения. Взяв из них десять рублей, Ромка переоделся и отправился в пивной бар, где, как взрослый уже человек, рассчитывал утопить свои горести и печали, а также почерпнуть малую толику истины.

Если не в вине, так в пиве.

* * *

— Только полные недоумки, — повторил Роман и поднял рюмку. — Значит, за Боровика. — За него, — кивнул Арбуз. Они выпили, и Роман, поморщившись, сказал: — А коньячок-то твой того… — Что — того? — удивился Арбуз. — Клопами воняет.

— Темнота! — рассмеялся Арбуз. — А еще артист. Коньяк — он и должен клопами вонять. Иначе он не коньяк. Причем клопами лесными, плечистыми. Понял?

— Плечистыми… — Роман усмехнулся. — Это у нас Саня плечистый.

— Он-то — да, пожалуй…

Роман закурил и, задумчиво посмотрев на Арбуза, сказал:

— Сказать кому — не поверят. Один из упрямства стал спецом, а другой на спор — вором в законе. Это надо же! Глупый и страшный зигзаг человеческих судеб…

— Ишь ты, как красиво завернул… — вздохнул Арбуз. — А ты об этом песню напиши. Про то, как были двое друзей, и один стал ментом, а другой вором.

— Ага, — подхватил Роман, — а отец вора — прокурор, а мать мента — престарелая проститутка. А потом вор убивает какую-то девку, и она оказывается его внебрачной сестрой. А в конце — все умирают от горя прямо в зале суда. И все зэки, услышав эту песню, будут рыдать и плакать.

— Дурак, — засмеялся Арбуз, — вечно ты все опошлишь!

— Да не дурак я, а просто этих песен с таким сюжетом знаешь сколько есть?

— Знаю, знаю, — кивнул Арбуз.

— Ну вот и хорошо. И вообще, что-то мы все о грустном… А ну, давай еще по рюмахе!

— Вот это я понимаю. Давай.

Арбуз взялся за бутылку, а Роман, следя за его манипуляциями, спросил:

— Ну а как там дочка твоя?

Арбуз вздрогнул и, едва не выронив бутылку, воровато оглянулся на дверь.

— Ты что, вообще охренел? — прошипел он. — Говорить об этом здесь! Откуда я знаю, может быть, здесь стены имеют уши… Идиот! Кретин!

— Да ладно, — Роман растерянно посмотрел на Арбуза, — что я такого особенного сказал?