Знакомы были колымаги и Пушкину. Он вспоминает их в стихотворном послании другу — Соболевскому, отправляющемуся из Москвы в Новгород. Пушкин подробно рассказывает, каким путем следует ехать, где останавливаться и что спрашивать на обед:

Но, разумеется, в просвещенном XIX веке далеко не все соглашались ездить на колымагах или рыдванах (такое название крупных, громоздких карет, происходит от польского слова rydwan — колесница), даже если на почтовых станциях их ждала уха из форели. Что ж, им было из чего выбирать.

* * *

Вернемся к именинам у Лариных. Почему некоторые из гостей приехали к ним на бричках? Дело ведь происходит зимой. А согласно словарю Ушакова:

БРИЧКА — легкая колесная повозка, иногда крытая.

На легкой повозке на колесах ездить по сугробам не очень-то удобно. Поэтому зимой летние экипажи могли ставить… на полозья и превращать их в некий гибрид кареты или брички и саней. В повести Достоевского «Дядюшкин сон» героиня «каталась по московским улицам в своей карете на полозьях». Надо думать, что помещики, которые приехали в гости к Лариным, поступили так же.

Но самая известная в русской литературе бричка — это, разумеется, бричка Чичикова, о которой Гоголь пишет: «Еще много пути предстоит совершить всему походному экипажу, состоящему из господина средних лет, брички, в которой ездят холостяки, лакея Петрушки, кучера Селифана и тройки коней, уже известных поименно». Кстати, во втором томе «Мертвых душ» действие происходило зимой, и Чичиков, сменивший свою бричку на коляску, приказал поставить ее на полозья.

Для дальних путешествий годились также тарантасы — еще одно весьма прогрессивное, созданное по последнему слову научной мысли конца XVIII — начала XIX века средство передвижения. Происхождение этого слова не ясно, но предполагают, что оно заимствовано из татарского языка. Основу конструкции тарантаса составляла длинная деревянная рама, уменьшавшая дорожную тряску. Рама эта называлась «дрогами», а в Сибири — «долгушами». На них ставился кузов из деревянных планок, обтянутых кожей, в котором можно было ехать сидя или полулежа.

Владимир Сологуб в рассказе, который так и называется — «Тарантас», восторженно замечает: «Но что за тарантас, что за удивительное изобретение ума человеческого!.. Вообразите два длинные шеста, две параллельные дубины, неизмеримые и бесконечные; посреди них как будто брошена нечаянно огромная корзина, округленная по бокам, как исполинский кубок, как чаша преждепотопных обедов; на концах дубин приделаны колеса, и все это странное создание кажется издали каким-то диким порождением фантастического мира, чем-то средним между стрекозой и кибиткой».

Если на кузове экономили, то вместо тарантаса получились просто дроги — длинная телега без кузова, состоящая из передка и задка, соединенных длинными продольными брусьями. Конечно, ездить на дрогах было тряско, так путешествовали люди небогатые, крестьяне или мещане. На дрогах ехал из родного Таганрога по приазовской степи юный Антон Чехов со своим отцом. В рассказе «Красавица» читаем: «Маша со скрипом отворила нам ворота, мы сели на дроги и выехали со двора». Но чаще на дрогах везли на кладбище покойников. У Некрасова в «Забытой деревне»:

* * *

Конечно, говоря о транспорте XVIII и XIX века, нельзя обойти молчанием карету. Это слово итальянское (carreta), оно происходит от латинского слова carrus — повозка. В Европе первые кареты появились еще в XV веке, в Россию проникли в первой половине XVIII века уже значительно усовершенствованными.

Отличительные черты кареты — закрытый кузов, колеса, расположенные не под ним, а вынесенные вперед и назад, что позволяло смягчать толчки, и дополнительные амортизаторы — пружины (в начале XVIII века), а затем и рессоры. Часто передние колеса кареты закреплялись на поворотном круге, что помогало ей лавировать на узких дорогах.

Кареты императорской семьи были очень нарядными: увенчанными короной, украшенными резьбой и живописными вставками, их покрывали бронзой или позолотой, в окна вставляли зеркальные стекла. Такие кареты принимали участие в коронационных торжествах. Дорожные кареты «оформлялись» гораздо проще, главными требованиями к ним были прочность, вместительность и удобство. Были также придуманы приспособления, которые задерживали вращение колес кареты на спусках — прообраз современных тормозов. Во второй половине XIX века на колеса карет стали надевать каучуковые шины.

Для любителей комфорта в дороге также подходит «дормез». Это карета для далеких путешествий, в которой можно лежать. И название на это намекает: dormir по-французски «спать».

* * *

Но многим хотелось иметь легкий, стремительный экипаж. И такие существовали. Можно было, например, превратить крестьянские дроги в легкие дрожки. Конструкция их очень проста: та же длинная деревянная рама без крыши и с самым простым сиденьем, рассчитанным на двух человек. Получалась очень легкая повозка, которая позволяла ехать быстро, используя всего одну лошадь, а не шестерых, как в стихотворении Некрасова. На дрожках, конечно, было невозможно отправляться в далекие путешествия, зато они отлично подходили для поездок по городу. Именно дрожки велит закладывать городничий в «Ревизоре», когда спешит в гостиницу вместе в Добчинским, на встречу с таинственным «инкогнито». Но поместиться на них могут только двое. А приезжего из Петербурга хочется увидеть всем.

Название этих повозок, возможно очень древнее и происходит от англосаксонского слова dragan, которое означает «тянуть».

* * *

Другие виды легких экипажей привозили из Европы вместе с названиями, заимствованными из европейских языков. Например, кабриолет.

КАБРИОЛЕТ (фр. cabriolet). Легкий, щегольской экипаж о двух колесах; одноколка.

Так объясняет это слово «Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка», изданный под редакцией А. Н. Чудинова в 1910 году[22]. Достоинством кабриолета было то, что править им мог сам пассажир и кучер был не нужен, что позволяло прогуливаться и болтать без свидетелей. Недостатком — неустойчивость. Недаром Владимир Иванович Даль приводит такие народные названия кабриолета: «беда, опрокидка, брыкушка, брыкалка». Но кажется, такая неустойчивость совсем не смущала ездоков в XIX веке. Вот отрывок из письма императора Николая I: «Погода у нас отличная. Сегодня вечером была небольшая гроза и славный дождик, после которого мы с Мама проехали в кабриолете». Матушка Николая, императрица Мария Федоровна, была женщиной весьма почтенной и церемонной, но все же не побоялась садиться в кабриолет. В кабриолете возил брата Левин, герой романа «Анна Каренина».