– Слушай, – не выдержал Данила, – понимаешь ведь, в чем причина моего звонка?

– Тебе страшно, – просто ответила Мила. – Но ты заслужил.

– Мила! Мила! Что это?! Ты можешь объяснить? Я не понимаю. Только чувствую, что все дерьмо в моей жизни сейчас связано с тобой, и ты, судя по всему, тоже понимаешь, о чем я. Что ты сделала?

Мила помолчала, раздумывая, а затем выдала:

– Я говорила, что ты пожалеешь.

– Когда ты мне это гов…

Он осекся. Вживую он ни разу не слышал от нее этих слов. Но во сне… Происходящее нравилось ему все меньше и меньше.

Это что-то… энергетическое? Как эти вещи называются? Сглаз? Порча?

– Отвали уже, мудак. То ли еще будет.

И она повесила трубку.

Данила присел на свой матрас, почесывая голову. Сейчас в мыслях прояснилось. Но давление в груди не прекращалось. Что же она сделала? И как? И что теперь делать ему?

В памяти всплыла их давняя беседа. Как-то они шли по аллейке, и Мила щебетала что-то про Булгакова. Они как раз читали в литературном клубе «Мастера и Маргариту».

«Безусловно, его мистицизм – еще и сильное символическое средство, не находишь?»

«Конечно, – снисходительно усмехался Данила. – Весь его роман полон подобных образов-символов. И я считаю, не все разгаданы до конца. Очень много библейских и оккультных отсылок… Взять хотя бы время, когда развивается действие романа. Полнолуние. Время шабаша и ведьм…»

«Одна знакомая тетка моей мамы – ведьма!» – непосредственно сообщила она.

«Все тетки – ведьмы… Это возрастное у некоторых женщин, не обижайся…»

«Нет, она действительно колдует людям за деньги! – возразила Мила. – О ней весь Пфорцхайм знает!»

«Мила, ты еще такой ребенок!» – смеялся он.

И она смеялась…

Данила задумался. Может быть, это знакомая ее мамы наколдовала? И если о ней говорит весь город, то, вероятно, найти ее будет легко. Пфорцхайм не очень большой. Он засел в Интернете и стал рыться на всяких оккультных и парапсихологических сайтах. Магические услуги предлагали на каждом шагу, но для него были важны отзывы тех, кто живет в их городе. Молва в таких случаях – лучшая визитная карточка…

Здесь имелась только одна такая дама, некая Кларисса, и, судя по комментариям, она оказывала весьма широкий спектр услуг.

«Приворот, отворот, черное венчание, порча, сглаз, порча на смерть, восстановление здоровья, привлечение любви, денег и удачи… гадает на Таро, рунах и кофейной гуще. Ну мегатетка!» – вопила какая-то просветленная на эзотерическом форуме.

Но объявления с контактными данными нигде не было. Говорят, она никогда их и не давала. Люди говорили за нее. Запись велась по телефону, который передавали друг другу, и очередь обещала быть огромной.

По номеру ответил неприветливый женский голос и сказал, что ему повезло: освободилось место в пятницу с утра. Сам не понимая, зачем, Данила решил сходить, чтобы… узнать, она это делала или нет. И если делала, то пусть снимает. Пусть на этом свете чего только нет, но лучше бы Мила ему просто по лицу дала.

Сейчас в нем была только злость.

* * *

В назначенный день и час Хаблов стоял перед лиловой, неожиданно новенькой дверью и ждал, когда ему откроют. Он не знал, что увидит. Ожидал какую-нибудь старую каргу в черном, увешанную пентаграммами.

Но все пошло иначе. Во-первых, дверь оказалась незаперта. Он вошел в прихожую и увидел там… девушку: высокую, с длинными, спутанными волосами. На ней болтались майка с черепами и драные джинсы. Выглядела она немного пугающе. Что-то было во взгляде: его словно в грудь толкнули, когда она на него посмотрела.

– Я к Клариссе.

– Да, заходи, – буркнула она, выглядя почему-то очень удивленной.

– А вы…

– Не она, – отрезала девушка.

И скрылась на кухне. Данила увидел из коридора, как она взобралась на подоконник и закурила, слегка прикрыв глаза. Интересно, кто это? Секретарша или родственница?

Вся квартира воняла куревом и немного мочой. Данила поправил рубашку и бегло глянул в зеркало: побрит, пострижен и выглядит поживее. О ноги потерся жирный котяра.

– Входите уже, а! – капризно протянул кто-то.

За аляповатой занавеской, закрывающей вход, открылась безумная комната. Каждый ее сантиметр был покрыт коврами, а полки шкафа ломились от барахла. У окна в кресле сидела женщина лет пятидесяти в ярко-розовом платье в обтяжку. Она тоже курила и смотрела на него разноцветными глазами: голубым и желтым.

– Добрый день, – осторожно сказал Данила. – Вы – Кларисса?

– Да, я, – отозвалась она, не сводя с него глаз. – А ты – тот урод, что бросил маленькую Милу.

– Откуда вы знаете? – опешил он.

«Ну точно ясновидящая».

– Так это я на тебя порчу наводила, – хмыкнула она. – По фото. Что уж не узнать-то.

Все было просто. Данила присел напротив, разглядывая ее исподлобья. Не немка. По одной ее раскатистой «Р» было понятно.

«Наша, что ли?» – мельком пронеслось в голове.

– Тогда вам придется снимать, – наконец сказал он. – Мне так не нравится жить.

– Мало ли что тебе не нравится. – И она пыхнула сигареткой. – Ты это заслужил. Девочки тяжело переживают такие вещи. Я Милу понимаю по-женски.

– Но вы работаете за деньги. Я заплачу вам, и вы снимете.

Кларисса устало посмотрела на него. Данила вдруг живо увидел, что, несмотря на ее старания себя омолодить, борьба со старостью дается тяжело. Это выражалось не только во внешности, но и в некой внутренней слабости. Ему показалось, что он смотрит на прогнившее дерево, откуда лезут жучки, мокрицы и личинки. Дерево – труха. Кларисса усыхала.

Но не ее дух.

– Это не сниму принципиально, прости, – пожала она плечами. – Ходи и мучайся. Могу успокоить, что, если имеешь силу воли, порча со временем отсохнет или же станет сильнее и отнимет у тебя все, что любишь.

– У меня и так ничего нет, в том числе и силы воли.

– Тогда чего париться? – хохотнула она, не отводя своих пугающих глаз. – Бестолковый ты парень, и жизнь твоя бестолковая. Проживешь до старости, но будешь впустую маяться и ходить по кругу, ничего до конца не доведешь. И после смерти никто о тебе не вспомнит.

Данила отодвинулся от нее, пораженный неприятной глубиной ее слов: этого ему не хотелось бы знать.

– Кларисса, вы – умная женщина, – пока сдержанно сказал он. – Но почему считаете, что у вас есть право решать за других?

– А-а-а… – протянула она, – так ты из тех, кто думает, что миром все-таки правит справедливость. Ясно. Слушай. Нет справедливости. Каждый делает что хочет. А я помогаю людям импровизировать. Если думаешь, что я неправа, вряд ли будешь прав сам.