не просто участливого, но всегда приходившего на помощь талантливым беднякам, даже тогда, когда у самого карман пуст, – нищими-то он не был, всетаки сын лорд-канцлера. Отец не отписал ему наследства, как другим детям, не успел, но мать и старший брат Энтони, боготворивший младшего, владели имениями и всегда приходили на помощь. Так что Бэкон для того поколения ученых был величайшей фигурой, им было очевидно, что падение с вершин власти – не справедливое наказание за коррупцию, а результат интриг завистников, ненависти старых врагов, королевского предательства (ну и, конечно, прибавим мы, понятного негодования парламента – Бэкон, прежде отстаивавший его интересы, последние десять лет был верный сановник абсолютного монарха). В силу этих причин парламент легко перенес негодование с фаворита Букингема на лорд-канцлера, только что получившего титул виконта Сент-Албана. И Бэкон, как политический деятель, пал. И уж конечно, никто из его ученых друзей и учеников не считал его вульгарным взяточником.

Вот что писал Джозеф Гленвиль (1636-1680), временный капеллан короля Карла Второго (1672), друг учредителей Королевского общества, позже ставший его членом, о Бэконе и том времени в книге «Плюс Ультра, или Прогресс и развитие знания со времен Аристотеля» (в главе XII «О Королевском обществе»): «Предлагаю вам рассказ… об этом Учреждении, поскольку оно споспешествует общению и приумножению наук. Скажу, что несравненный лорд Бэкон и другие выдающиеся современные умы увидели, что место философии, которая должна быть инструментом научной работы и поисков подспорья, заложенного Провидением в Природу, коих цель – совладать с неудобствами страны и производить вещи, которые могли бы послужить к всеобщему благоденствию, повторяю, они увидели, что место такой философии занимает та, что присвоила себе ее имя и заполонила школы, являя собой бесполезное сплетение общих понятий и теорий, которые были созданы поспешно, без должного исследования частностей, образовав тонкую узорчатую паутину, ведущую только к спорам и празднословию и не способную двинуть вперед никакую работу на благо и пользу человека.

Учтя все это, глубокий в суждениях Верулам выступил с увещеваниями, описав изъяны и бесполезность этого пути мышления, и предложил другой, цель которого реформировать и умножать знания, используя наблюдение и опыт, исследовать и записывать частности и так постепенно переходить от индукции к обобщению, а затем от обобщений к новым наблюдениям, открытиям и аксиомам. Тогда наш путь мышления обретет фундамент для создания крепкой философии, основательной, тесно увязанной, отвечающей сущности вещей, чтобы можно было, изучив Природу, обуздать ее, сделать управляемой и поставить на службу человеческой жизни.

Это был могучий План, основательно продуманный, умно изложенный и счастливо рекомендованный славным Автором, который благородно приступил к нему, ведомый несравненной работой Ума и Рассудка. Но для его исполнения требовалось много голов и много рук, объединенных в союз, чтобы координировать опыты и наблюдения, вместе работать и обсуждать полученные плоды, а затем собрать воедино и систематизировать светоносные, поддающиеся улучшению естественные предметы и материалы, рассыпанные всюду на бескрайних полях Природы. Таково было желание Великого Человека, и Он создал ОБЩЕСТВО Экспериментаторов Романтического образца (a SOCIETY of Experimenters in a Romantic Model); но больше ничего сделать не мог: его время еще не созрело для подобного предприятия.

Спустя годы Его начинания были подхвачены учеными искусниками, несколько человек объединились и приступили к работе над этим великим Планом; счастье сопутствовало им, они получили Королевское Одобрение и Повеление создать великий совет выдающихся людей всех научных направлений и специальностей, чтобы вместе легче было справляться с трудностями созданного Общества и двинуть прогресс, вдохновляющий и вселяющий надежду».Очень высоко ценило научный подвиг Бэкона ближайшее поколение, в том числе его ученик и помощник Томас Гоббс (1588-1679), считало его величайшим гением и человеком незапятнанной репутации. А к середине XIX века, в самый разгар шекспировского идолопоклонства, Бэкон в глазах просвещенной публики становится наиподлейшей личностью.

Вот что пишет о нем в биографии Бэкона (одно из самых интересных, блестяще написанных жизнеописаний) Ричард Уильям Чёрч (1815-1890): «Еще ни у кого никогда не было более великой идеи для чего он рожден, и никто так страстно не жаждал посвятить себя ей…Так глубоко понимая человеческую натуру, ее ценность, ее способности, ее величие и грехи, сам он не следовал тому, что знал. Он пресмыкался перед таким человеком, как Букингем.

Он продавал себя коррумпированному, позорному правительству Якова I. Он с готовностью участвовал в вынесении смертного приговора таким людям, как Эссекс, который был очень, очень виноват перед государством, но для Бэкона это был самый любящий, самый щедрый благодетель. С открытыми глазами он отдался без сопротивления системе, не достойной его; он не видел в ней зла, предпочитая называть зло добром; и был первой и самой показательной ее жертвой» [44]. Для Чёрча отношения между Бэконом и Эссексом – отношения благодетеля и слуги, принимающего благодеяния. А это было не так. Письма Бэкона и Эссекса надо читать, надев исторические очки. Бэкон был по титулу просто «мастер», то есть дворянский сын, Эссекс – лорд, граф. И обращение к Эссексу соответствовало правилам этикета того времени. Тон же писем, их содержание говорят о том, что Бэкон и Эссекс считали друг друга равновеликими личностями. Хулители всегда вспоминают имение, подаренное Эссексом Бэкону. Но это была всего только плата за секретарские и иные услуги Бэкона: он писал для Эссекса письма, улаживал его отношения с королевой, наставлял Эссекса, как лучше себя вести в роли королевского фаворита. Эссекс, младше Бэкона на семь лет, бывал неуправляем. Не имея четкого понятия, что он хочет, чего добивается, он находился, с одной стороны, под стрелами придворной камарильи, которая действительно стремилась его погубить, с другой стороны, под влиянием окружавших его заговорщиков, отличавшихся разной степенью агрессивности по отношению к королеве и правительству. Он был благороден, простодушен, упрям и, конечно, бессилен справиться с таким коварным и хитрым противником, каким был двоюродный брат Бэкона Роберт Сесиль, первый министр королевы, ставший им после смерти отца лорда Бэрли. Заговор Эссекса был обречен на провал. Сесиль своими интригами (его называли «Лис», у меня мелькнула мысль, уж не он ли прототип Вольпоне в пьесе Бена Джонсона «Лис, или Вольпоне») дразнил Эссекса, толкал к опрометчивым поступкам, возбуждал в нем опасения, грозившие перерасти в отчаянные действия; сторонники Эссекса пользовались им как главарем в собственных целях. Бэкон все это видел, силился удержать его от бессмысленного и безнадежного выступления. Но не смог. Так и случился этот однодневный путч 1601 года, в котором невольно принял участие Ратленд – он любил Эссекса, и, кроме того, Эссекс был отчим его обожаемой