за ним начинались поросшие лесом горы. Если вор сумеет ускользнуть туда, втроем его не поймать. Но Кетола действовал уверенно. Полицейские отыскали управляющего и выяснили у него, в какой квартире проживает господин Серлахиус. Оказалось, что окнами на лес! И черный ход выводит на крайнюю Ваттенборгскую улицу.

Комиссар велел управляющему отвести их в квартиру Серлахиуса и сказать тому через дверь, что плату за проживание подняли. Пусть откроет дверь, чтобы взять извещение – дальше дело полиции. Так и поступили. Вчетвером поднялись на второй этаж и подступили к нужной двери. Управляющий нажал кнопку звонка, но никто не открыл. Он стал бить сначала кулаком, а потом и ногой – безрезультатно.

В конце концов Юнас вынул служебную отмычку, поковырялся в замке и распахнул дверь. И сам же ринулся первым в комнаты. На пороге гостиной комиссар замер как вкопанный. Лыков выглянул из-за его спины.

Посреди комнаты в луже застывшей крови лежал мужчина в пижаме. В груди его чернела резаная рана. Он был мертв уже давно – не меньше двух дней, судя по запаху начавшегося разложения.

Вихтори протиснулся мимо начальника, взял со стола какую-то бумагу, прочел, изменился в лице и протянул комиссару. Тот бросил взгляд – и тоже скривился.

– Что это? Что написано? – начал волноваться Лыков. Финны переглядывались между собой и явно не хотели объясняться с русским. Статский советник взял Юнаса за плечи и повернул к себе:

– Я должен знать. Говори.

Тот высвободился из захвата и нехотя сообщил:

– Сказано, что вор убит за нежелание передать краденые деньги на нужды борьбы за независимость Финляндии.

– Не может быть, это наверняка уловка! – воскликнул питерец. – Убийцы хотят, чтобы вы их не искали!

Кетола отвел глаза, подошел к окну и долго смотрел на огромный внутренний двор. Там бегали взапуски дети, сохло на веревках белье.

– Дело из уголовного стало политическим, – повернулся он к приятелю. – Полагаю, ты должен вернуться в Петербург.

– Это отчего же?

– Вор, которого тебе велели поймать, мертв.

– А деньги? Триста тысяч рублей пойдут на подкрепление сепаратистов?

Финн сложил на груди руки:

– Неужели ты думаешь, что я стану помогать тебе их ловить?

– Юнас! Эти люди совершили убийство.

– Мы сами разберемся, тебя это теперь не касается.

Лыков встал напротив него, словно противник в кулачной драке:

– Что, если это уловка? Я имел дело с подобными хитрецами. Убийца лишь подделывается под идейного, а в действительности он завладел крадеными деньгами и хочет, чтобы вы оставили его в покое.

– Алексей Николаевич! Я тоже допускаю, что здесь хитрость уголовных. Обещаю тебе выяснить правду. Езжай домой, я сообщу о результате своего дознания.

– Ты думаешь, я смогу скормить это своему начальству? Там министр Двора уже лезет с вопросами, где похищенные деньги.

– Плевать мне на твое начальство!

– А на меня тоже плевать? – завелся командированный.

– На тебя нет. Но и ты войди в мое положение. При тех отношениях, что сложились между нашими странами…

– Юнас, Финляндия не страна, а часть Российской империи.

– Да неужели? – взвился в свою очередь комиссар. – А мы, живущие здесь, думаем иначе! Я должен идти против своего народа, чтобы тебе было что доложить начальству?

Алексей Николаевич понял, что, если продолжать разговор в таком же ключе, он зайдет в тупик. И ему перестанут помогать.

– Давай успокоимся. И поищем вариант, который устроит и меня, и тебя, – сказал он примирительно.

– Давай, – остыл комиссар. – Ты первый!

Они сели в кресла и, не обращая внимания на лежащий возле них труп, начали рассуждать.

– Если выяснится, что в записке изложена правда, я уеду домой, – начал русский сыщик. – А начальству объясню, что деньги теперь сам черт не вернет фабриканту Смирнову. Они, конечно, поднимут вой, но вскоре примирятся. В Петербурге все понимают, куда зашли наши отношения. Но ты должен учитывать, что историю с пропавшими деньгами, которые пойдут на отделение Суоми от империи, враги отделения могут использовать против вас.

– Каким образом? – быстро спросил Юнас.

– Поднимут вопрос в Думе, потребуют усилить присутствие войск, прижмут какие-то очередные ваши права… Стоит ли такое обострение отношений трехсот тысяч рублей? Не лучше ли помочь мне их разыскать и честно вернуть хозяину? Старик Смирнов отчего должен страдать? Он вам не враг.

– Наши враги – твое правительство и твой государь. А у Смирнова мошна толстая, не обеднеет. Пойми, я действительно не смогу вернуть тебе средства, похищенные у него, если их пустили на нужды освобождения. Это против моей совести. Мы все в полиции откажемся искать тех, кто умыкнул деньги.

– Но ведь они совершили убийство, – напомнил статский советник.

– Да, негодяй лежит тут в луже крови. Мы просто свернем дознание. Скажем, что оно зашло в тупик. Сам знаешь – многие преступления остаются безнаказанными. А реально – начнем переговоры с вождями движения, они же все известны. Если это руководители «Союза свободы», пусть объяснятся. Смерть вора, который отказался поделиться краденой добычей с народом, выглядит уже не столь ужасно. Такого предателя не жалко.

– Цель оправдывает средства?

– Конечно, Алексей. Где политика – морали не ищи. Финский народ желает сам решать свою судьбу. Царизм, гниющий на глазах, ему препятствует. Что может быть важнее исполнения сокровенного желания целого народа? То-то…

– Пусть так. Вы нашли исполнителей, убедились, что записка не уловка фартовых, а правда. Спустили дознание на тормозах, оставив убийц безнаказанными. Согласен даже с тем, что это ваше внутреннее дело. Начальству скажу то, что сочту нужным. Например, Раутапяя зарезал другой негодяй. Вор у вора дубинку украл. Убийца, видимо, сбежал с добычей через Швецию в Америку; поимка его невозможна…

– Хорошая версия, – одобрил Кетола. Вихтори, вертевшийся на стуле, подхватил:

– Очень хорошая! Сколько вокруг нераскрытых убийств?!

– Но есть вероятность того, что здесь не политическое убийство, а рядовая уголовщина, – продолжил Лыков. – Это можно выяснить относительно быстро – объяснившись с верхушкой «Воймы»[33]. Ты сам только что сказал, что подобное объяснение не составит особого труда. Обещай мне честно рассказать о его результатах. Говоря по совести…

Лыков остановился, глянул на несчастного кассира, лежащего в луже крови, и повторил:

– Говоря по совести, я не верю, что тут политика. По мне, так рядовой разбой.

– Почему?

– А посмотри, как вскрыта шкатулка.

Русский сыщик указал финскому на раскуроченную жестяную шкатулку с национальными орнаментами на крышке, валявшуюся у них под ногами.

– Обрати внимание на излом. Сбоку от замка, совершенно по-фартовому. Опытный человек вскрывал. Революционер возился бы и так и сяк и в конце концов разодрал бы крышку в клочья. Она из мягкой жести. А убийца ловко взломал замок одним движением. Нет, видна рука профессионального уголовника.