небомъ, а завтра постараемся выбраться изъ города и добыть себѣ какое нибудь занятіе въ деревнѣ, говорила дѣвочка слабымъ голосомъ, когда они, послѣ этой неудачи, шли назадъ по какой-то улицѣ.

— Зачѣмъ ты привела меня сюда? выговаривалъ ей старикъ. — Я не могу выносить этихъ тѣсныхъ, безконечныхь улицъ. Мы такъ хорошо и покойно тамъ жили. Зачѣмъ ты заставила меня оттуда уйти?

— Затѣмъ, чтобы не повторился тотъ сонъ, о которомъ я вамъ говорила, произнесла дѣвочка твердымъ голосомъ, но тутъ же и залилась слезами. — Мы должны жить среди бѣдныхъ людей, — не то онъ опять мнѣ приснится. Милый дѣдушка, я знаю, что вы стары и слабы, но взгляните на меня, я тоже немножко страдаю; если вы не будете жаловаться на судьбу, даю вамъ слово, что и отъ меня вы не услышите ни одной жалобы.

— Ахъ ты моя бѣдная, безпріютная сиротка! воскликнулъ старикъ, всплеснувъ руками и съ ужасомъ оглядывая внучку, словно онъ въ первый разъ видѣлъ ея измученное лицо, испачканное отъ дороги платье и исцарапанныя, распухшія ноги. — Вотъ до чего я довелъ ее своей заботливостью и попеченіями о ней! Я былъ счастливъ когда-то, и лишился и счастія, и всего, что имѣлъ для того, чтобы видѣть ее въ такомъ положеніи!

— Если бы мы были за городомъ, — молвила дѣвочка, стараясь казаться веселой и вмѣстѣ съ тѣмъ высматривая по сторонамъ, не найдется ли гдѣ уголка, чтобы укрыться отъ дождя, — какое нибудь старое развѣсистое дерево съ любовью приняло бы насъ въ свои могучія объятія, приглашая насъ отдохнуть подъ его дружескимъ кровомъ, и своимъ нѣжнымъ шопотомъ навѣвало бы на насъ пріятные сны. Если не завтра, такъ послѣзавтра мы, Богъ дастъ, выберемся на свободу, а пока, милый дѣдушка, будемъ благодарить Господа за то, что Онъ привелъ насъ сюда, потому что, если недобрымъ людямъ и вздумается разыскивать насъ, они не въ состояніи будутъ насъ найти въ этакой толпѣ и толкотнѣ. А вѣдь это большое утѣшеніе. Зайдемъ, дѣдушка, подъ ату арку; хоть тамъ и темно, но за то должно быть сухо и тепло: вѣтеръ туда не доходить. Ахъ! что это? вдругъ вскрикнула она и отскочила, когда изъ глубины темной арки, гдѣ они хотѣли расположиться, показалась человѣческая фигура.

— Скажите еще хоть слово. Какъ будто этотъ голосъ мнѣ знакомъ, проговорилъ кто-то, останавливаясь около нихъ.

— Едва ли, робко отвѣчала дѣвочка. — Мы пришлые люди. Намъ нечѣмъ заплатить за ночлегъ, поэтому мы хотѣли переночевать въ этомъ проходѣ.

Недалеко отъ того мѣста, гдѣ они разговаривали, среди небольшого, убогаго дворика, горѣлъ фонарь. Незнакомецъ подозвалъ ихъ къ этому фонарю и самъ сталъ лицомъ къ свѣту, чтобы они могли видѣть его и не подумали, что онъ прячется.

Это былъ худой, блѣдный человѣкъ, весь обмазанный сажей, благодаря чему онъ казался еще блѣднѣе. Щеки у него были впалыя, глаза ввалившіеся, взглядъ страдальческій, черты лица заостренныя, и не смотря на то, что это блѣдное, испитое лицо было обрамлено длинными черными волосами, оно вовсе не казалось страшнымъ, точно такъ же, какъ и голосъ у незнакомца былъ хотя и рѣзкій, но не грубый.

— Какъ вамъ пришло въ голову искать убѣжища въ этомъ проходѣ? и, внимательно взглянувъ на дѣвочку, — какъ могли вы очутиться въ такомъ положеніи, что вамъ негдѣ переночевать? спросилъ онъ старика.

— Насъ преслѣдуетъ одно несчастіе за другимъ, отвѣчалъ тотъ.

— Да развѣ вы не видите, что она промокла до костей, что ей вовсе не мѣсто въ этой слякоти и сырости?

— Богъ свидѣтель, что я все это вижу и знаю, но что же мнѣ дѣлать?

Незнакомецъ опять взглянулъ на Нелли, слегка притронувшись къ ея платью, съ котораго струилась вода.

— Вы можете обогрѣться и обсушиться у меня, но, кромѣ этого, я ничего не могу вамъ предложить, сказалъ онъ. — Квартира моя вонъ въ томъ домѣ, и онъ указалъ въ ту сторону, откуда такъ внезапно появился, — въ неприглядномъ мѣсти, это правда, но я думаю, что ей тамъ будетъ безопаснѣе, чѣмъ здѣсь, и вы покойно проведете ночь, если довѣритесь мнѣ. Видите ли вонъ тотъ красный свѣтъ?

Поднявъ голову, они увидѣли вдали на небѣ мрачное зарево, — отраженіе какого-то огня.

— Это не очень далеко отсюда. Если хотите, пойдемте. Вы собирались провести ночь на холодныхъ плитахъ, а я могу вамъ предложить постель изъ теплой золы.

И, не ожидая отвѣта, онъ поднялъ дѣвочку на руки и велѣлъ старику идти за нимъ.

Онъ такъ заботливо, такъ легко несъ ее на рукахъ — словно малаго ребенка. Быстро, твердой ногой шагалъ онъ по бѣднѣйшему, какъ казалось, кварталу города, не обращая вниманія ни на лужи, ни на фонтаномъ бившую воду изъ жолобовъ. Молча шли они съ четверть часа и уже потеряли изъ вида зарево, на которое указалъ ихъ спутникъ, какъ вдругъ на поворотѣ изъ одного узенькаго, темнаго переулка, они очутились лицомъ къ лицу съ огромнымъ зданіемъ и опять увидѣли то пламя, извергавшееся изъ его высокой трубы.

— Вотъ мы и пришли, сказалъ незнакомецъ, останавливаясь у какой-то двери.

Онъ спустилъ дѣвочку на землю и взялъ ее за руку.

— Не бойтесь, здѣсь никто васъ не обидитъ.

Надо было имѣть большое довѣріе къ его словамъ, чтобы рѣшиться переступить черезъ порогъ этой двери, и то, что они увидѣли за дверью, не могло разсѣять ихъ страха и безпокойства. Въ высокомъ, громадномъ строеніи, поддерживаемомъ желѣзными столбами, въ верхней части стѣнъ котораго зіяли огромныя, черныя отверстія, свободно пропускавщія внутрь зданія наружный воздухъ, — гдѣ стукъ молотовъ и ревъ горновъ, смѣшиваясь со свистомъ раскаленнаго металла, опускаемаго въ воду, и безчисленными другими звуками, которыхъ въ другомъ мѣстѣ нигдѣ не услышишь — эхомъ отдавался въ самой крышѣ, - въ этомъ мрачномъ помѣщеніи работали люди, вертясь, какъ бѣсы среди пламени и дыма, и, словно исполины, ловко справляясь съ огромыми кусками желѣза: каждый подобный кусокъ, при малѣйшей оплошности работника, могъ раздробить ему черепъ. Одни спали или просто отдыхали, лежа на кучахъ золы или угля и повернувъ лицо къ черному своду; другіе, открывъ до-бѣла накаленныя дверки горновъ, подкидывали топливо, на которое пламя набрасывалось съ яростью и воплемъ и тотчасъ же пожирало его какъ масло. Иные тащили по землѣ огромные листы раскаленной стали, немилосердно грохотавшей и испускавшей изъ себя невыносимый жаръ, и тотъ страшный, красноватый свѣтъ, что мелькаетъ въ глазахъ дикаго звѣря.

Мимо такихъ-то дикихъ сценъ и при такомъ оглушительномъ шумѣ незнакомецъ провелъ ихъ въ глубину зданія къ огромному горну, въ которомъ, по его словамъ, день и ночь поддерживался огонь. Словъ его они не могли слышать за этимъ