Ответить Троянову ни Мария, ни Орехов не успели, поскольку среди сонной и вялой тишины аэродрома вдруг раздался тугой грохот взрыва и на месте, где только что стоял их закопченный трудяга-вертолет, вспухло черно-оранжевое огненное облако…

— Командир, это что за хрень? — оторопело переглянулись пловцы, и Троянов, глядя, как нереально медленно, словно в замедленной съемке, на землю падают черные обломки их винтокрылой машины, ядовито добавил: — Я чувствовал, что эта корыто долго не протянет!

И тут же осекся, сообразив, что около вертолета никого не было, никто там не курил, а бензовоз — повезло обормоту! — только собирался трогаться с места. Посмотрел на Ската — тот молча кивнул. Общий итог подвел Орехов, с сигаретой в зубах задумчиво взиравший на густо коптящее пламя, объявшее обломки вертолета:

— Та-ак, мы еще и войну не начинали, а нас уже убивают…

— Что будем делать, командир? — спросил Скат, заметив, что майор уже не обращает внимания на догоравший ком искореженного металла, а что-то внимательно изучает на карте, разложенной на столе. — Будем просить новый борт?

— Нет, не будем, — думая о чем-то своем, рассеянно ответил Орехов и подозвал Марию, все еще не сводившую недоуменно-завороженного взгляда с безнадежно мертвого геликоптера. — Мария! Да встряхнись ты — подумаешь, вертушка гавкнулась… Смотри: мы сейчас здесь, так? А попасть мы должны примерно вот сюда. Вопрос: на каких ослах нам теперь туда добираться, а?

— Я полагаю, что мы немедленно должны сообщить командованию о том, что произошло, — Мария, слегка растерявшаяся и даже не заметившая майорского «ты», неуверенно посмотрела на спецназовцев. — Нам, наверное, дадут новый вертолет…

— Я уже сказал «нет», — спокойно возразил майор. — Неужели ты не понимаешь, что мы со своей просьбой можем запросто попасть опять на того человека, который приказал заложить взрывчатку в этот? И он обязательно попытается исправить свою промашку и довершить начатое.

Орехов кивнул в сторону взорванной машины.

— Вы уверены, что нас…

— Именно! Сколько человек знали о вашем задании и о том, что вы летите с нами?

— О задании в департаменте знали несколько человек, а о том, что мы полетим именно на этом вертолете… тоже не меньше пятерых.

— То есть продать нас или сдать тем, кто очень не хочет, чтобы мы маленько пошарили в вашей сельве, мог любой из них, — Орехов прикурил новую сигарету и, щурясь от дыма, снова уткнулся в карту. — Нет уж, уважаемая, умерла так умерла — мы пока побудем «погибшими». С начальником этого аэродрома мы договоримся, и он, если спросят о нас, сообщит, что борт такой-то здесь и не появлялся — скорее всего, пропал где-то на полпути, в глухой сельве. Пусть ищут. Только вряд ли кто и искать будет… Так что повторяю вопрос: как до нашей реки добираться будем?

После подробного обсуждения создавшейся ситуации, в котором принял участие и владелец аэродрома, без лишних разговоров согласившийся за вполне умеренную плату некоторое время подержать язык за зубами, был выработан новый план действий. Умеренная плата, на глазах хозяина нескольких потрепанных самолетиков и пары вертолетов извлеченная из объемистого портмоне европейского гостя, вероятно, произвела на аборигена неизгладимое впечатление. Полный мужик в необъятных размеров летной фуражке почти мгновенно стал на порядок сообразительнее и услужливее.

Стоило заикнуться, что чудом выжившие путешественники не очень-то хотят, чтобы кто-либо до поры до времени знал, что во время предполагаемой катастрофы никто не пострадал, как мужик в фуражке-аэродроме торжественно поклялся всеми святыми, что будет держать язык за зубами сколько сеньорам будет угодно. Причем не замедлил добавить, что более молчаливого владельца авиакомпании им не сыскать во всей Венесуэле и Колумбии вместе с Бразилией.

— Да за такие бабки я бы вообще всю жизнь молчал, — сварливо пробормотал Троянов, особо в разговоры не встревавший. Есть майор, есть сеньора лейтенант местного КГБ — они пусть и соображают и договариваются.

— Есть у нас просьба к вам, — Орехов серьезно и внимательно посмотрел на летчика, в глазах которого на секундочку зажегся вполне отчетливый огонек неистребимой жадности и желания заработать на чем угодно. — Не могли бы вы на одном из своих бортов подкинуть нас вот в это местечко?

Мужчина задумчиво посмотрел на точку, указанную майором на карте, чисто по-русски почесал затылок и уже начал было отрицательно покачивать своей огромной фуражкой, но тут, видимо, вовремя вспомнил про портмоне и торопливо кивнул.

— Нет проблем, сеньор. Когда?

— Вот за что уважаю настоящих бизнесменов — ни одного лишнего вопроса! — широко улыбнулся майор и дружески хлопнул мужика по плечу, причем никто не смог бы сказать определенно — искренним было это восхищение, или Орехов просто издевался над простоватым на вид жадиной. — Сейчас, мой генерал. Сами понимаете: время — деньги…

Кстати, вы наверняка знаете всех приличных деловых людей на тысячу миль в округе — не могли бы вы посоветовать нам, так сказать, судовладельца, который мог бы устроить нам небольшое путешествие по реке?

— Без проблем, сеньор! Есть такой человек и посудина у него вполне приличная, — в голосе летчика послышалось легкое сожаление, что еще несколько приятных бумажек с портретами штатовских президентов может заработать кто-то еще, но не он, проявивший столько понимания и заботы об этих непонятных то ли туристах, то ли ученых — кто их сегодня разберет…

Около часа ушло на подготовку вертолета и погрузку груза, наглухо заколоченного в два приличных размеров деревянных ящика без какой-либо маркировки. Затем вертолет загудел двигателем, лопасти со свистом раскрутились до невидимого серебристого круга, подняли сначала тучи мусора и пыли, а потом подняли машину над зеленым ковром сельвы и понесли ее на юго-запад…

…Небольшая деревушка на берегу одного из притоков реки Апуре была невелика и до странности напоминала какую-нибудь полузабытую русскую деревеньку — те же домики, ничуть не похожие на кирпичные дворцы, те же куры, сосредоточенно копавшиеся в желоватой пыли. Была даже черная свинья, очевидно сомлевшая от жары и блаженно прикрывшая глазки под широколистным кустом, похожим на русский лопух. Пожалуй, единственным заметным отличием от русской глубинки была католическая церковь, острым шпилем щекотавшая бледновато-синее небо. Да зелень здесь была намного богаче, ярче и разнообразнее. Правда, ни густые заросли по берегам реки, ни сама приличной ширины водная дорога, лениво катившая свои мутноватые воды на юго-восток, ничуть не уменьшали жары, которая и в русской глубинке иногда, конечно, бывает, но никогда не растягивается на полгода.

Хозяином обещанного летчиком судна оказался здоровенный мулат в широкополой соломенной шляпе — Орехов едва смог сдержать улыбку, настолько этот добродушный на вид увалень напомнил ему классического козака из гоголевских книжек о Сорочинцах и Диканьке, которому ничего не стоило умять казан галушек и выхлестать полведра горилки. Или чумака, которые подремывали на своих возах с рыбой и солью, пока сонные быки плелись из Крыма в какую-нибудь Полтавщину.