— Ну, колко! Колко ему будет идти по елочкам.

— А-а…

Предложение о елочках явно было навеяно лекцией Арсения Павловича о тесном общении предков с мощами.

Но елок и еловых иголок вокруг на земле и так было много, и, постояв немного в прощальном молчании, так дорогу и не посыпав, все ушли в лагерь.

А зря…

«Зря все-таки тогда эту тропинку, ведущую в лагерь, елочками не посыпали», — думал позже Кленский.

Между тем Китаева вернулась из Мширы. И вернулась, можно сказать, ни с чем…

Оказывается, наличие трупа Алиса вроде бы признала. Но следовательница заявила, будто бы место, где был обнаружен труп, — это уже пограничная территория с Тульской областью. Вот, мол, пусть тамошние милиционеры и разбираются.

В общем, не только Алиса, но и ее начальство, вычислив до сантиметра границу между двумя областями, Яшин труп признавать «своим» не захотели.

— И что теперь?! — возмутилась Зина.

— Будут разбираться…

— И когда же они разберутся?

Китаева только пожала плечами:

— Спорная территория!

— Чего?! — ахнули археологи.

— Так ведь с Тульской областью тут граница, мама дорогая, а не с герцогством Люксембург, — возмутился Вениамин.

— Какой ужас… какие бюрократы! — возмущались все. — Такую волокиту развели!

Возмущались, впрочем, без особого удивления, с почти врожденной привычкой к «чудесам».

— В самом деле, как будто о другом государстве речь идет…

— А может, мы уже того — отошли?

— К Люксембургу?

— Ясно одно, ребята… Дело, кажется, затягивается, — подвел итог Вениамин.

— «Временное захоронение»! — хмыкнул Миха. — Это мы вроде сильно поторопились.

— Кажется, да…

— Да уж, нет ничего более постоянного, чем временное, — философски заметил Кленский.

Перед сном все собрались у костра.

Кроме Корридова, который решил пораньше лечь спать.

Зато остальные собрались… Отчего-то все теперь, с наступлением темноты, старались держаться вместе и поближе к огню.

— Но не может же Нейланд так и лежать в палатке? — нерешительно произнес кто-то.

— К тому же если это убийство, — Прекрасная Школьница Зина огляделась опасливо на обступающие костер деревья, — то и…

— Что?

— То и нам тут небезопасно… Вот что! Вот мы, например, с девочками…

— Что — вы-то?

— А то… Сидим одни на берегу реки — археологические находки моем. По той крутой тропе и не убежишь… А что, если… Может, это маньяк? Как начнет…

— Что начнет? — прошептала ее подруга Валя.

— Ну, каждую ночь убивать по человеку. Сначала Яша, потом ты…

— Почему я?!

— Да неважно — это я для примера говорю…

— Ничего себе «неважно»! — возмутилась Валя. — Ты себя в пример лучше приведи!

— Да перестаньте вы! — прикрикнула на «юных археологов» Вера Максимовна.

— Что перестать-то?! — теперь возмутилась Зина. — А если правда где-то рядом бродит маньяк?

И все с большим интересом посмотрели на Зину.

После того как металлоискатель обнаружил труп, все силы членов экспедиции уходили на то, чтобы избавиться от трупа. Бессознательно, но все, кажется — как это ни цинично, — восприняли смерть Нейланда как очень крупный облом. Нечто, что ставило под угрозу отпуск, каникулы, нормальную жизнь…

И лихорадочная надежда, что кто-то, «кому полагается», возьмет «ситуацию под контроль» и «во всем разберется», не оставляла археологов ни на минуту.

Причем стремление найти кого-то, кто все возьмет на себя и увезет злополучный труп и направит жизнь в обычную колею, было таким сильным, что простой вопрос: а что, собственно, с Нейландом случилось? — отодвигался невольно на второй план.

Но теперь, когда стало ясно, что никто «ситуации под контроль» не возьмет — во всяком случае, в ближайшее время! — этот вопрос встал со всей своей пугающей остротой.

И в это время, словно в подтверждение этой «остроты», вдалеке раздались какие-то нечленораздельные крики.

Все вздрогнули.

Кроме Михи.

— Корыстовцы гуляют, — со знанием дела объяснил Миха. — За рекой кричат, в деревне… Спьяну, наверное.

И все посмотрели в сторону Корыстова. А сенбернар Иннокентий даже стал подвывать.

Одно название — Корыстово — чего стоило!

Корыстово находилось на другом берегу Мутенки. Как символ бездуховности, оскверняя пейзаж. Это для корыстовских огородов бульдозеры разрушили памятник.

Это корыстовцы копались, как муравьи на своих огородах, презирая тех, кто копает, но не сажает огурцов. Непонятно для чего копает!

Отношения между археологами и жителями Корыстова явно не сложились.

Противостояние происходило даже на уровне собак.

Благородный сенбернар Иннокентий, страдающий от комаров, колючек чертополоха и бессмыслицы жизни на природе, — и крепкозадая вульгарная сучка Томка.

Кент боялся этой беспородной корыстовской дворняги до смерти. Поджимал хвост, всего только услышав из-за реки ее лай. А если эта беспородная сука прибегала к лагерю в поисках объедков, то просто уходил — прятался! — в палатке Вениамина.

— Может, это корыстовцы Яшку — того?! Напились, убили — и забыли. Излюбленная народная забава.

— Ага, и опять гуляют…

— Думаешь, местные?

— А может, кто-то приезжий?

— Приезжий?

— Ну, не здешний.

— Но кто?

— А белый «Москвич» помните? — заметила Зина.

И все задумались.

Этой белый «Москвич» появлялся каждую неделю, в выходные… Человек, который на нем приезжал, разводил костер, включал магнитофон… Он слушал всегда одни и те же песни. Часами неподвижно, словно окаменев, сидел у костра, смотрел на огонь и слушал свои неизменные мелодии… Что-то про колымский край.

— Так помните того мужика на белом «Москвиче», у реки? — наступала Зина. — Помните?

— Да, — согласился Кленский. — Помним. И что?

— Песни, которые он слушает, помните?

— Допустим.

— Между прочим, всегда одни и те же песни!

— И что? Да у нас половина населения сейчас слушает блатные песни. Как будто всю страну приговорили к пожизненному заключению…

— Да, такова наша жизнь, — подтвердил кто-то.