Немного спустя войскам был дан приказ разойтись. Император был взволнован и в плохом настроении. Много было движения, продолжавшегося до позднего вечера. После долгих розысков открыли, что причиною суматохи был трубач, упражнявшийся в казармах конной гвардии. Войска в примыкающих казармах подумали, что это сигнал , и повторили его, таким образом тревога передалась от одного полка к другому. В войсках думали, что это или пожар, или испытание на быстроту сбора».

Через день, «почти в те же часы, когда двор был на прогулке в другой части сада, отделенной от большой дороги только небольшим барьером, послышался звук трубы и показалось несколько кавалеристов, скакавших во весь опор по тропинке, примыкающей к большой дороге. Император в бешенстве бросился к ним с поднятой тростью и заставил их повернуть обратно. Великая княгиня Елизавета Алексеевна и адъютанты бросились за ним, и все были довольно удивлены этой второй сценой. В особенности растерялась государыня. Она кричала, обращаясь к придворным:

– Бегите, господа, спасайте вашего государя!

История окончилась несколькими наказаниями и больше не повторялась» (Головина. С. 187–189).

Причиной второй тревоги был новый приказ императора, не дошедший до полков, – о том, чтобы почталионы возвещали свое прибытие сигналом рожка: один из почталионов, прибыв с письмом из Петербурга в Павловск, стал трубить; этот звук гвардейцы и приняли за сигнал тревоги. – После первой тревоги император объявил всем чинам гвардии высочайшее удовольствие «за вчерашнее усердие и исправность» (Санкт-Петербургские ведомости. 1797. № 63); после второй отдал приказ жителям и служащим Павловского: «Чтобы во время высочайшего присутствия в городе не было там ни от кого произносимо свистов, криков и не дельных разговоров» (Шумигорский 1898. С. 99).

Говорят, фальшивые тревоги дали повод придворным воспоминаниям о гвардейской революции 1762 года (Головина. С. 189) – впрочем, воспоминаний неосновательных, ибо никто не стал бы совершать революцию против Павла для возведения на престол Марии Федоровны, как это было в июне 1762-го при передаче престола от Петра Третьего к Екатерине Второй: Мария Федоровна была верна своему супругу во всех отношениях и никогда бы не посягнула на единоличное правление.

МАНЕВРЫ

«На другой день по восшествии на престол император Павел сказал , что в 1797 году намерен начальствовать флотом и из Кронштадта идти в Ревель. В этих целях 27-го декабря 1796 года последовало высочайшее повеление построить сорокапушечную трехмачтовую яхту . Яхту назвали „Эммануил“, то есть „С нами Бог“ . Когда яхта была совсем готова и вооружена, государь повелел называть оную фрегатом. – К июню месяцу на Кронштадтском рейде находились готовыми к плаванию 68 кораблей и судов в ожидании прибытия венценосного генерал-адмирала. – 6-го июля его величество с императрицею, великими князьями Александром и Константином и со свитою отправились из петергофской гавани к флоту в девятом часу утра» (Шильдер. Изд. 1996. С. 341–342). – «Император и лица, наиболее приближенные к нему, поместились на фрегате „Эммануил“ с такою роскошью, какую трудно было встретить на корабле . Императрица, хотя и была три месяца беременна, пожелала принять участие в путешествии» (Головина. С. 195). Но ветер в сей день дул слишком западный, и маневр отложен до завтра. «Эммануил» и сопутствующий ему флот остались на кронштадтском рейде. 7 июля. По-прежнему дул западный ветер, и плыть было невозможно. – «Стоянка наша на одном месте в ожидании благополучного ветра наводила нам скуку. Д. П. Трощинский, судя по образу мыслей Екатерины, любившей, чтоб всем при ней было свободно и весело, вздумал было, для препровождения времени, заняться карточною игрою; но едва сели мы играть в вист, как сверху было прислано нам сказать, чтобы мы от подобных забав воздержались. Между тем император показывал вид деятельной заботливости; он не только по утру и вечеру часто, но даже и во время обеда, вставая неоднократно из-за стола, выходил на верх, как будто для каких-либо нужных распоряжений . Его величество часто удостаивал меня разговорами . В один день подошел он ко мне и сказал:

– Как ты думаешь, скоро ли этот ветер переменится?

Я отвечал:

– Думаю, государь, не скоро.

– Почему же ты это заключаешь?

– Балтийское море, – сказал я, – со времен Петра Великого не видало развевающегося на водах своих штандарта; и поэтому мне кажется, ветр не перестанет дуть с моря, покуда зрением на него не насытится.

Павел усмехнулся и ничего мне на мою, может быть, слишком преслащенную речь не ответствовал. В другое время вышел он на верх и, увидя, что я держу в руках тетрадь, спросил у меня об ней. Я отвечал, что это чертежи для походных строев. Он стал их рассматривать и сказал мне:

– А если я захочу, чтоб корабли иначе построились, нежели здесь изображено?

Нечаянный вопрос сей привел меня в затруднение, ибо я принужден был отвечать, что этого сделать невозможно.

– Для чего невозможно? – подхватил он с некоторою досадою.

Не зная, подлинно ли не имеет он достаточно о сем сведения, или испытывает меня, я ему стал объяснять . Он выслушал меня терпеливо; но, по-видимому, не вразумясь хорошенько, сердитым голосом сказал:

– Что мне нужды до ваших чертежей! Я хочу, чтоб делали то, что я велю.

Не смея больше прекословить ему и не ведая, как от сего отделаться, я приведен был в крайнее недоумение и очень обрадовался, увидя вышедшего в сие время наверх графа Кушелева. Я, тотчас указав на него, сказал:

– Вот граф Кушелев; не угодно ли вашему величеству у него о том спросить.

Граф, по извещении его, о чем идет дело, стал то ж самое, что и я, говорить. – Государь замолчал и пошел в свою каюту. Чрез несколько минут выходит оттуда один из приближенных к нему и говорит нам:

– Что такое вы сделали? Государь очень вами недоволен; он, сойдя на низ, сказал: – Там два умника спорят со мною; я не пойду больше на верх и посмотрю, как они без меня управлять станут.

Случай сей несколько меня потревожил. Однако ж я недолго беспокоился: государь скоро вышел опять на верх и по-прежнему разговаривал со мною милостиво. Я после узнал, что гнев сей укротила в нем Катерина Ивановна Нелидова» (Шишков. С. 28–31).

«Когда он что-нибудь хочет, спорить с ним не решается никто, ибо возражения он считает бунтом. Случается, что потом императрица, чаще же мадемуазель Нелидова или обе вместе укрощают его, но бывает это редко» (Лейб-медик Рожерсон – С. Р. Воронцову, 10 июня 1797 // АкВ. Т. 30. С. 86–87).

8 июля. «Наконец настал благополучный ветер. Мы снялись с якоря и пошли в путь. Движение судов, пушечная пальба с крепостей, усыпанная народом пристань привели государя в такое восхищение, что он казался вне себя от удовольствия» (Шишков. С. 32).

9 июля. Ветер крепчает. – Продолжать движение становится небезопасно. – Не дошедши до Красной Горки, «Эммануил» и сопутствующий ему флот стали на якорь. – Ветер окреп и причинил великую качку. – Государь без шляпы в одном мундире провел день на шканцах с твердостию душевной, но не без страдания, морской болезнью приключаемого, равно как и государыня Мария Федоровна, и великий князь наследник Александр Павлович, и многие иные гг. приближенные, придворные и гвардейские.