Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Анатолию повезло, как иногда говорят, сказочно. В половине восьмого вечера он караулил бритоголового возле подъезда. Парень появился пять минут девятого и был пьян. Как ни странно, он оказался пунктуальным и умел держать данное второпях слово.
Операция прошла легко. Анатолий вошёл в подъезд следом и оглушил его ударом в затылок. Не торопясь осмотрелся и тронулся с места. Через тридцать секунд, как бы обнявшись и горланя песни, они вышли на улицу.
Анатолий быстро погрузил пойманного в машину и, воспользовавшись отсутствием любопытных, связал. Через десять минут он подруливал к знакомому деревянному дому.
Затащив связанного по рукам и ногам парня, жующего свои потные носки, в подвал, киллер задумался. Железный верстак, тиски, инструмент – всё на месте. Можно приступать к допросу. Он не сомневался, что, несмотря на внешнюю крутизну, объект заговорит.
Анатолий не торопился, не спеша он разложил на столике необходимые инструменты. Паяльник, молоток, два ножа, топорик и наждачная бумага легли рядом.
– Ну-с, голубчик, приступим. Я повторяю вопрос. Кто ещё был с тобой на пустыре?
– Да пошёл ты, чмо! Ребята тебя на куски порежут. Отпусти, гад!
– Ответ неверный.
Анатолий подумал секунду и взял молоток. Он не был садистом, чужая боль не доставляла ему удовольствия, но справедливость, как понимал её он, должна быть восстановлена.
– А-а-а-а, бл…ь! Гад! Су-у-у-ка!
– Ну что, продолжим?
– У-у-у, ты знаешь, на кого наехал?!
– Ответ неверный.
– А-а-а-а-а-а-а-а! Га-а-ад! Да я…!
– Итак, на чём мы остановились? У меня был знакомый врач-проктолог, он советовал использовать паяльник.
– Су-у-у-ка-а!
Пленник уже не ругался и не грозил, страх поселился в его глазах. Он смотрел на Анатолия как затравленный зверь и, кажется, понял, что пощады не будет.
– Ну, говорить будем или продолжим?
– Да, – он помедлил, собираясь с духом, и продолжил: – Она сама виновата, зачем полезла? А-а-а-а-а!
– Ответ неверный, – выдавил сквозь зубы Анатолий, бросая молоток на верстак.
– Скажу, скажу. Только где гарантии, что ты меня не прикончишь?
– А гарантий не будет, умрёшь вместе со всеми, но без мучений. Я мог бы простить тебе многое, но только не Лену. Ты, гад, со своими ублюдками не представляешь, что она для меня значит. Я люблю её больше жизни и ради её светлых глаз готов на всё. Именно поэтому самое большее, что я могу обещать, – быструю и по возможности безболезненную смерть. Усёк, братан?
– Хорошо, я скажу, только не убивай меня сразу, дай хотя бы письмо матери написать…
– Посмотрим. Говори.
– Гнида и Лысый. Записывай адреса.
Анатолий взял бумагу, ручку и через минуту располагал небольшим набором координат. Проблема обещала разрешиться в скором времени, к всеобщему удовольствию, хотя последнее вряд ли, но это уже частное, субъективное мнение.
– Жди, – бросил, уходя, Анатолий связанному субъекту с грязным носком во рту, – будет тебе конверт.
* * *
Утюг лежал дома и медленно умирал. Ему было настолько плохо, что не хотелось жить. Нет, в него не стреляли, причиной его хренового самочувствия оказалась банальная ангина.
Боль в горле и голове, жар, температура под сорок градусов, возраст и отсутствие врачебной помощи – всё это запросто могло привести к смерти. Утюг не любил врачей и в свои законные выходные предпочитал болеть без их помощи. Он молча и стойко страдал, иногда проваливаясь в забытьё.
* * *
Юлий Игоревич не спал. Антикварные часы с тихим мелодичным боем показывали час ночи, он ворочался с боку на бок и не мог сомкнуть глаз. Нет, его не мучила совесть, Юлия просто не было в той очереди, когда её раздавали. Он не вспоминал племянника, разве что вчера, на сороковой день, когда поднимал рюмку на его поминках. Совесть не мучает, вероятнее всего, только тогда, когда её нет.
Юлий не спал совсем по другой причине, той, что правит миром. Её имя – деньги. Золотой Телец. Божок богатых и желающих стать таковыми, идол, которому поклоняются сутяги и скряги. Идол, которому поклоняются денежные мешки, пока живы.
Он боялся. Человек, который, как в анекдоте, за чашку кофе мог отблагодарить «Мерседесом», боялся. Юлию Игоревичу было страшно. Сегодня вечером ему позвонили и намекнули на возможность утечки информации. Нет, утечки, конечно, не было, но киллер остался жив, трупы вокруг банка росли, как масляное пятно на воде.
Юлий запаниковал, пожалуй, впервые за много лет он по-настоящему боялся. Вера в свою неприкосновенность, лелеемая годами, дала трещину, и теперь ржавчина разъедала металл его воли. Страх навечно поселился в его душе, проникая в каждую клеточку, заставляя забиться в щель, словно мышь, прятаться и бежать, дрожать и плакать.
* * *
Утюг, конечно, поправится, его ждёт работа, да и что железу сделается, разве заржавеет чуть-чуть.
Юлий Игоревич, вероятнее всего, наглотается дорогого снотворного и, несмотря на отсутствие совести и наличие бессонницы, – заснёт. Такие, как он, всегда засыпают.
* * *
Анатолий звонил по указанному адресу, Гнида не хотел открывать. Наконец, после пяти минут злобных трелей звонка, дверь открылась и показалась недовольная, голая по пояс харя бритоголового парня.
– Чё надо, бля? – просипел губастый рот и заткнулся.
– Тебя, дорогой.
В испуганные Гнидины глаза смотрел чёрный, словно последняя ночь в его жизни, зрачок пистолета. Анатолий усмехнулся.
Гнида не кочевряжился, закрыл дверь и как был в трусах пошёл вместе с Анатолием. Аргумент оказался слишком весомым, чтобы его проигнорировать.
– Куда идём-то?
– Узнаешь.
Анатолий не ожидал от парня такой прыти. Гнида с обречённым видом спускался по лестнице и вдруг – впрочем, так всегда и бывает, – с разворота ударил Анатолия в челюсть и, перепрыгивая через ступени, рванул вниз.
– Стой, тварь!
Анатолий, как могло показаться на первый взгляд, с ленцой, накрутил на ствол глушитель и перегнулся через перила. Он не спешил, зная, что не промахнётся.
В тиши подъезда прозвучал только один хлопок, и брызнувшие в разные стороны мозги заляпали стену. Анатолий так же не спеша свинтил глушитель и, поднявшись на чердак по крыше, ушёл через другой подъезд. Он был уверен, что контрольный выстрел не нужен, дело сделано.
* * *
Утюгу надоело умирать, да и зачем, всё равно никто не оценит. Он полежал ещё немного, собираясь с силами, и пошёл на кухню лечиться. В глазах плыл туман, в голове пекло как в пустыне, но мент – он