– Извини, – сказал он. – Показалось.

– Ну, ты… Чтоб тебя… – пробормотал я. – Показалось ему! Что показалось? Что я и есть этот… засланный казачок?!

– А кто вас знает… – Крот окончательно скис, сложил руки на груди и как-то жалобно сжался.

Вот так. На слабака никогда нельзя положиться. Будь он даже опытным Блюстителем, хоть самим Владыкой. Он, может, и хороший человек, и не желает подвести товарищей. Да только в один прекрасный момент что-то в нем может вдруг выключится, перегореть, как предохранитель. И ничего с этим не поделаешь. Еще одна причина, отчего нам никогда не быть на равных с анималами.

Так и ехали молча до самого города. Только у Московской Кольцевой Крот зашевелился и крикнул водиле:

– Эй, Баян! Въезжаешь на МКАД – и направо поворачивай!

– А? – донеслось с водительского места.

Автобус натужно влезал вверх по эстакаде.

– На МКАДе, говорю, сразу направо!

– А раньше нельзя, что ли, было сказать?! – огрызнулся Баян, и автобус нервно задергался. – Все, проскочили поворот!

– И когда же ты проскочить успел, Шумахер?! Мы ж сорок километров час едем!

– А ты сам порули этим корытом, я на тебя посмотрю…

Баян продолжал что-то ворчать, время от времени раздраженно вскрикивая.

– Правда, Крот, чего до этого ты молчал? – спросил я.

– Да, думал, может, «хвост» какой увязался. Так, чтобы оторваться порезче… – совершенно серьезно сказал Крот.

Это после я узнал, что мой приятель Крот не так прост, как предпочитает казаться. Во-первых, он всерьез воображает себя великим сыщиком. Во-вторых, действительно, не был лишен определенных способностей. Правда, есть у него и серьезный недостаток: чрезмерная подозрительность. За какой из недостатков его в свое время уволили из уголовного розыска – даже гадать боюсь…

– Ладно, раз проскочили «развязку», лучше не крутиться, – решил я. – Поехали, сначала Хиляка подберем…

– Нет, – помотал головой Крот. – Театр закроется, надо Клоуна забрать.

– Театр? – удивился я. – Он актер?

Крот покосился на меня, и сказал загадочно:

– Что-то в этом роде…

Загадочные рожи Крот корчил не зря.

Театр оказался кукольным.

Зашли мы не с центрального входа, а с проходной для персонала. Мой коллега о чем-то пошептался с хмурой вахтершей – и нас пропустили через вращающийся турникет. Вахтерша проводила Крота подозрительным взглядом, но мне отчего-то улыбнулась. Я улыбнулся в ответ – кто его знает, что там наболтал ей Крот.

Разбирало любопытство: что же это за Клоун? Работник сцены, осветитель? Известный кукловод? Хотя слабак по определению не может быть известным. Тем более, если он состоит в Клане.

Крот повел меня не в фойе и даже не за кулисы. Мы пробирались через узкие коридоры мимо многочисленных дверей, за которыми, наверное, находились «гримерки». Хотя кто может гримироваться в театре кукольном – совершенно не ясно. Спустились куда-то по узкой крутой лестнице, снова поднялись. И очутились перед дверью с табличкой «Мастерская».

– Ты только веди себя спокойно, – сказал зачем-то Крот. – Он не любит, когда психуют или проявляют слишком много внимания.

Я только пожал плечами. Подумаешь – какой нервный Клоун!

Крот открыл дверь и поманил меня за собой. Мы вошли.

Первое, что ощутил – это запах. Я помнил его – такой исходил от сундука с древними бабушкиными нарядами: затхлость, к которой примешивалась какая-то химия. А потом в глаза ударило фантасмагорическое буйство форм и красок.

Здесь, как в гардеробе какого-нибудь сумасшедшего дома, висело на длинных вешалках, чудовищное множество кукол: люди, животные, принцы, нищие, львы, зайцы, птицы, старухи, царевны, щуки, медведи, коньки-горбунки… Огромные стеклянные глаза смотрели во все стороны – но мне сразу почудилось, что они просто делают вид – что в сторону, на деле же вся эта орава тайком наблюдает за моей реакцией…

– Здравствуйте, – из-за повешенных непонятно, за какие преступления, Трех богатырей донесся голос Крота. – Ну, как, готово?

Кроту что-то невнятно ответили. А я стоял и заворожено смотрел, как покачивают сафьяновыми сапогами несчастные богатыри…

В сопровождении какой-то женщины появился Крот.

– Вот, – сказал он. – Знакомься. Это Клоун. Клоун, это Близнец…

Снова стою с выпученными глазами, не зная, как себя вести. И в голове только тупой вопрос: почему эту миловидную полную женщину называют Клоуном?!

– Здравствуйте, – говорю и протягиваю руку. – Очень приятно…

– Близнец! – укоризненно произнес Крот. – Вот Клоун!

Действительно, в руках у женщины небольшая кукла. И вправду – клоун. Если точнее – шут – на голове колпак с бубенчиками, размалеванный рот. Маленькие ручки врастопырку…

Клоун смотрит на меня, медленно склоняет голову на бок. Вроде бы даже прищуривается. И холодок пробегает между лопатками: я чувствую, что он видит меня насквозь…

– Все готово, – говорит женщина. – Латку вот здесь поставила, глазик пришила. Смотрите – как новенький!

Клоун закривлялся, замахал ручками, и я понял, что он сидит верхом на правой руке женщины, а она ловко управляет игрушкой…

– Привет! – сказал Клоун искаженным голосом женщины. – Ну, чего язык проглотил? Клоунов не видел, что ли?

Крот толкнул меня локтем в бок.

– Здравствуй, Клоун… – сказал я деревянным голосом.

– Спасибо, удостоил вниманием! – сварливо сказал Клоун, но в следующий момент соскользнул с руки женщины, смялся, сник, будто жизнь вдруг покинула его. Теперь он простой тряпкой болтался в руках Крота.

Это чудесное превращение ошеломило меня. Наверное, я так и стоял бы столбом, если б Крот не окликнул меня:

– Пойдем, пойдем! Хиляк нас ждет.

Баян притормозил на автобусной остановке. Дверь зашипела и открылась. В нее немедленно полезла какая-то старуха.

– Куда, бабуля! – крикнул Баян. – Нам не по пути!

– Тогда сам и слазь! – довольно бодро отозвалась старуха. – Мне всего две остановки проехать!

– Да пусть прокатится! – вслед за старухой в автобус поднялся довольно ухмыляющийся Хиляк.

– Как скажете, – пробурчал Баян, неприязненно поглядывая на нежданную пассажирку.

Меня старухино поведение сначала ошеломило. Но я быстро понял: мы, слабаки просто не силах были что-то противопоставить этой сильной женщине, которая, небось и войну прошла, и репрессии пережила. Вот, даже говорить в ее присутствии как-то робеем…

Старуха будто нутром почуяла слабину и потребовала – ласково, заискивающе – но именно потребовала: