Сабира погружалась в наркоз, это означало, что через несколько дней начнётся её война. Вот только девушка плохо понимала, против кого сражается. Неужели её врагом является сама смерть, которая сейчас держала свою костлявую руку на пульсе 12-летней Нозии? Или всё проще — Сабира должна была победить толстосума, похитившего игру? Словно благородный вор, Сабира должна раздать все деньги тем, кто в них нуждался, кто больше заслужил их. Так?

Размышления девушки медленно перетекли в сон. Мысли превращались в воду и ручейками убегали. Сабира ещё пыталась уцепиться за них полчаса, но Морфей не собирался уступать. Уже нельзя было понять, что реальность, а что выдумка.

У озера стоял солидный мужчина в строгом, но стареньком костюме. У него были густые чёрные брови, орлиный нос и печальные янтарные глаза. Перед незнакомцем во весь его рост горел сенсорный экран. Он задумчиво переставлял какие-то цифры и буквы: менял их местами, потом возвращал обратно. И с каждым новым движением лицо его становилось всё ожесточеннее.

Подойдя ближе, Сабира поняла — это не экран, а дверь, и он пытается её открыть. За мужчиной на коленях стояли сотни, даже тысячи людей. А то и больше. Их очередь уходила так далеко, что девушка не видела замыкающего. Среди множества склоненных голов Сабира всё-таки узнала своих друзей — Лоика и Нозию. Они не реагировали ни на что.

Мужчина в костюме возился-возился с дверью, но ничего не получалось. Он разозлился, плюнул и ушёл. Люди не шелохнулись, они лишь печально смотрели на его удаляющуюся фигуру, словно вместе с ним пропала вся их жизнь. И Лоик тоже смотрел. Только Нозия не повернула головы — девочка спала, уткнувшись в спину брата.

Сабира не могла подойти к людям, словно их отделяла невидимая стена. Она кричала, но её никто не слышал. Фигура незнакомца скрылась из поля зрения. Вернётся ли он когда-нибудь ещё?

***

В этот раз открыть глаза после операции было особенно сложно, на голову давило большое количество пустых часов чипа. Напоминало похмелье, Сабира хорошо помнила тот единственный раз, когда напилась. Она праздновала 16-летие вместе с подругами по детскому дому. Тогда девочки ещё поддерживали связь, хотя Сабира уже вовсю занималась свиберством. Веки уходили вниз, словно склоняясь под тяжестью головы, а мозг надувался и надувался, намереваясь лопнуть. И тошнило. Всё время тошнило. Было бы здорово, если бы вчерашний алкоголь разом вышел наружу, но нет, ему больше нравилось вываливаться из Сабиры порционно: от одной пробежки в туалет до другой. Пришлось поставить рядом тазик, когда бегать стало невыносимо. Сейчас девушка также обнимала круглого друга.

На ум пришёл какой-то старый фильм, где вот с таким же простым предметом сидел человек прошлого, страшась, что его вывернет наизнанку. Сабира усмехнулась: проходит и сто, и двести лет, а человечество всё ещё не может обойтись без тазика.

Москва за окном жила, что было слышно, несмотря на шумоподавляющие стёкла больничного этажа. Город веселился. Его не интересовали человеческие желания. Хочешь спать? После смерти проспишься. Москва напоминала шар, бьющийся тебе в окно. Пожалуй, Москва, как тазик, и сто, и двести, и триста лет она стояла. И кто знает, сколько ещё простоит. Это она владела людьми, а не люди ею. Сабира знала точно, они друг другу не понравятся, но обе сильные и вспыльчивые, поэтому объединятся для достижения целей. Но какая мечта была у российской столицы? Вот уж непонятно.

В палату постучали. Уже по стуку можно было узнать Константина: чёткий, уверенный, изящный. Мужчина вошёл внутрь, хотя Сабира ничего не ответила. Он присел на стул неподалёку и погладил розовую бороду.

— Как вы, Сабира? — девушка не ответила, а только одобрительно кивнула. — Рад за вас, хотя признаюсь, выглядите вы плохо.

— Бестактно говорить такое женщине, — сказала Сабира, а Константин хищно улыбнулся.

— Тут вы правы. Однако даже на больничной койке вы не теряете свою грацию горной лани.

— У вас ко мне какое-то дело?

— Просто хотел посмотреть, как у вас обстоят дела. Очень хочется понять, когда вы сможете приступить к работе.

— Обычно после операции я лежала день или два, а потом выходила на работу. Но сейчас чип по-серьёзнее.

— Понимаю, выздоравливайте. Даю вам пока пять дней, там посмотрим, — Константин поднялся со стула и подошёл к двери, задержался на секунду. — Вы строптивы, но даже Эверест покорился, — и ушёл.

А в Сабире закипала злость. Она еле удержалась, чтобы не выбежать из палаты и дать такого сочного леща наглому индюку. Она не гора, чтобы на неё взбираться! Не какой-нибудь трофей! Константин ей вообще противен своими сладкими манерами и напускной вежливостью!

Девушка поднялась с кровати и начала разминаться. С каждым наклоном её мутило, пришлось подставить таз ближе. На всякий случай Сабира закрыла дверь, чтобы не вмешались медсёстры. Девушка была намерена, как можно быстрее повысить АЧ ловкости. Если она сейчас не может играть, то хотя бы будет растягиваться. Может, успокоиться. Выбросит всю свою злость в дело. Мышцы ещё помнили прошлые тренировки, хотя в реальности Сабира занималась не так уж много. Она полагалась только на свои чипы и теперь горько сожалела об этом. Человеческое тело может быть сильнее любых технологий. И пусть твой АЧ превышает 70, тебя всё равно может перепрыгнуть тот, кто просто чаще тренируется вне игр. Сабира тянула себя аккуратно, но с упрямством. Да, человеческое тело может всё, удивительно, как при этом оно остаётся таким хрупким.

«И что этот Константин от меня хочет? В Москве дефицит женщин?» — Сабира не могла выбросить босса из головы. Прогоняла мысли, как назойливых мух, но всё равно к ним возвращалась.

Пот стекал по щекам. От растяжки было жарко, но ещё жарче от того, что организм боролся с инородным объектом внутри. Как бы люди ни старались, чип всё равно не стал частью их. И всё же сейчас трудно представить человека без чипа. Ноги зудели, словно их активно расчесывали. Но девушка не сдавалась. Это лишь небольшие неприятности. В растяжке главное плавность и настойчивость. Тяжелее было бороться с плохим самочувствием: перед глазами то и дело появлялись вспышки, как будто Сабира долго смотрела на солнце. Вот только в Москве его не было совсем. Разве что голограмма.

Когда стало совсем уж тяжело стоять на ногах из-за слабости, Сабира села на кровать, вытянула ноги и легла на них. В складке она пролежала до тех пор, пока медперсонал ни начал ломиться в палату. Они были очень недовольны тем, что важная пациентка осталась без присмотра. Доломились. Сабира их впустила, но без энтузиазма. Легла и смотрела в окно, пока медсёстры копошились рядом.

Сколько времени прошло — неизвестно. Часов у Сабиры не было, а Москва стояла в режиме заката. Девушка щёлкнула по шее и принялась искать информацию в интернете. Оказывается, в столице в зависимости от дня недели и месяца ставят разные режимы погоды. Сегодня была июньская пятница, поэтому на улице весь день стоял теплый розово-оранжевый закат. По данным ученых, именно такие условия подготавливают людей к выходным и расслабляют.