Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так же я смог проанализировать ту защиту разума, что он на меня наложил. Мда… Оригинально, конечно, и на мой взгляд спорно. Это была не стандартная "Крепость" и не более сложный в исполнении "Лабиринт", это был ещё один прием окклюменции, достаточно своеобразный и имеющий один из несомненных плюсов, так называемый "Полигон". Всё дело в том, что "Полигон" позволяет спрятать на своей площади истинные воспоминания и атакующему легиллименту понадобится относительно много времени, чтобы до них добраться и прочесть. Кроме того, ещё нужно будет разгадать саму защиту и способ хранения знаний и образов и много ещё чего сопутствующего, что даёт время подготовиться сознанию обороняющегося. В качестве моей защиты выступал Лондон, каким я его помнил по немногочисленным экскурсиям с классом и редким поездкам с дядей, тётей и Дадли. Населённый Лондон, по улицам которого ездили многочисленные машины, ходили прохожие и очень много полиции, облаченной в черную тактическую форму, в касках, бронежилетах и с автоматами. По крышам иногда бликовали солнечными зайчиками оптические прицелы снайперов. Создавалось ощущение, что здесь проходит антитеррористическая операция или что сейчас по маршруту движения моего кэба проедет как минимум королева в компании других глав государств.
Именно спорным у меня был способ и место хранения моих визуализированных воспоминаний, реализованный в защите. Как таковой защиты и не было совсем, кроме очевидной "секретности" места. С другой стороны, любому среднестатистическому современному магу было очень трудно догадаться, где искать нужное, и был расчёт на косность мышления и незнания реалий маггловского мира. Моя память хранилась прямо тут, на входе, можно сказать, под носом у вторженца. Не думаю, что табличка "закрыто" на двери магазинчика с компакт-дисками по соседству с "Дырявым котлом" удержит кого-либо. Был расчёт на логику атакующего, и все ложные или поддельные воспоминания можно было складировать в центральной городской библиотеке "Лондона", до которой ещё нужно попытаться добраться, что, я подозреваю, будет нелегко, и что ещё больше укрепит нападающего в том, что он на верном пути.
Конечно, можно вломиться силой, при помощи заклинания "Легилименс", и практически насильно выпотрошить реципиента на нужные сведенья, а потом потереть за собой "Обливейтом", тут в защите нет ничего лучше, чем "Крепость", работающая в основном на собственной силе воли мага, накопленной ментальной энергии и воображении. "Лабиринт" позволяет активно обороняться и даже атаковать, а вот "Полигон" — сносно спрятаться. Ведь для этих двух заклинаний нужен в памяти твой визуализированный образ, к которому ещё следует пробиться или найти, конечно, если у тебя есть защита, собственноручно созданная, наведённая другим легилиментом или приобретённая с помощью ментального артефакта. Можно ещё попытаться пройти защиту с помощью "Империуса", тут ключевую роль играет сила воли волшебника и практически ничего больше, а почти гарантированно проломить любую защиту можно только при помощи "веритасерума".
***
И вот теперь я сидел в вертящемся офисном кресле в одной из каморок магазинчика компакт-дисков, окружённый плоскими мониторами привычного мне вида из "той" жизни и необычных для времени нынешнего, и смотрел увлекательное кино, очень жаль, что без звукового сопровождения. На центральном экране отображалось изображение происходящего в реальности, на правом — то, что происходит у меня в голове, а на левом транслировалась разбивка на квадраты с видеорядом с подключённых в разных местах камер слежения.
Силен! Старая сволочь! Буквально с первых секунд разговора, одним только взглядом, без помощи палочки, погрузил меня в транс и буквально вышиб сознание в мой наблюдательный пост, но застопорился на первой линии обороны с привратником-барменом в "Дырявом котле". Наверное, только поэтому мне удалось незаметно спрятаться, так как Дамблдор не ожидал увидеть даже намёка на ментальную защиту. И вот теперь он выглядел несколько заторможенным и взволнованным. Оглядевшись, он решительно потопал на выход.
Двадцать три раза он пытался пробиться сквозь препятствия к центру "моего города", где, как он предполагал, находится хранилище моей памяти. Первый раз его сшиб классический такой двухэтажный красный лондонский автобус в двух шагах от дверей бара. Во второй — его зарезал заточкой какой-то забулдыга, прямо тут, буквально за углом моего магазинчика. В третий — его арестовала полиция после того, как он показывал мою фотографию постовому, и отволокла в участок, где его в камере насмерть запинали пьяные докеры. В четвёртый — он даже не понял, от чего умер, так как его череп нашла крупнокалиберная пуля снайпера. Семь раз у него крали его палочку уличные карманники, после чего он умирал достаточно быстро. Два раза, с наложенными заранее дезиллюминационными чарами, он пытался пройти к центру города, но тепловизоры у спецназа резали на нет такой действенный ранее способ. Четыре раза он пытался серией аппараций пройти какое-то расстояние, но одновременно с этим невидимым быть невозможно, а сектора обстрела были подобраны очень грамотно, уж это-то я знаю. Пять раз его подрывали смертники. Даже небо было закрыто барражирующими вертолётами и воспользоваться метлой ему не пришло в голову, зато в эту самую голову случился классический кирпич. Красный такой, вылепленный из ноздреватой глины и приятной тяжести и увесистости.
— Я вот не пойму? Он что? Мазохист?— сейчас я весело крутился на стуле и, отталкиваясь от стола, катался на колёсиках кресла по маленькой комнатке моего НП. — Это же песец как больно!
В данный момент директор сидел за барной стойкой и разговаривал с барменом "Дырявого котла". В баре камер наблюдения не было, даже здесь работали законы магии, но была одна, через улицу, напротив мутного окна бара. И тут я заметил, какое-то несоответствие. Бросив взгляд на центральный монитор, я увидел, как из кривого, тонкого носа профессора двумя струйками на седую бороду капает кровь, а глаза наполняются запредельным ужасом. Непонятно, чего это он?… Бармен там, конечно, внушает, взгляд у него очень опасный и какой-то равнодушный, что-ли, и что-то мне очень сильно напоминающий из "той" жизни. Не могу вспомнить. Но выглядит конечно, да! Двухметровый верзила в традиционном шотландском килте и гетрах, в белоснежной рубашке с вышивками и галстуком-шнурком, скрепленным серебрянной фибулой. С рубленым, грубоватым лицом и белыми волосами под тэмом в тон килту, в черно-бело-серую клетку. Всегда стоит в тени, меланхолично протирая белоснежной салфеткой сверкающую первозданной чистотой пивную кружку и старается не выходить на освещенное место