Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подумай только: она из Чикаго!
Декстер поймал в зеркале взгляд Кейт.
— И ты уверена, что сможешь с ней подружиться, Кэт?
Он никогда не упускал возможности пустить в ход эту шуточку, хотя на сей раз, кажется, не стал вкладывать в нее привычную насмешку. Шуточка, как и его поцелуи, давно уже стала всего лишь обыденным небрежным жестом.
— Сделаю все от меня зависящее. — Она понюхала флакон с духами — подарок от мужа ко Дню святого Валентина. Может, теперь, когда это допустимо, она снова начнет душиться. — Декстер?
— М-м-м?
— Ты можешь не называть меня Кэт? Пожалуйста! И Кэтрин тоже, а? Здесь я хочу быть Кейт!
— Извини. Я все время забываю. — Он поцеловал ее в губы — чистый поцелуй, пахнущий мятой. — Мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к новой жене.
Вот этот поцелуй небрежным не был. Он опустил руку ей на талию, на резинку трусов.
— Чикаго, да? — Он засмеялся, прижав губы к ее шее, а руку к бедру.
Только гораздо позже Кейт поняла, что слово «Чикаго» должно было стать для нее первым сигналом тревоги.
И почему только она никогда не призналась в этом Декстеру?
В самом начале их отношений это, конечно, было бы странно и нелепо — о чем-то ему рассказывать. Это не имело бы никакого смысла до того времени, когда они уже поженились. Но потом?..
Она посмотрела на него. Сидит с книгой на коленях, как обычно. Декстер был запойным читателем — технические журналы, издания по банковскому делу, серьезная научная литература и, как ни странно, английские готические романы, которые, по мнению Кейт, всегда являлись преимущественно женским чтивом. На его ночном столике лежала целая стопа, и это было единственной неправильностью в четко организованном, упорядоченном и аккуратном мире Декстера.
Что за причина заставляла ее хранить свой секрет? После свадьбы и появления детей. Даже после того, как она перестала быть оперативным сотрудником.
Может, исключительно в силу протокольных требований? Хотя строгие правила и ограничения не были чем-то совершенно неприкосновенным. Кейт вполне сумела бы от них отказаться. Эх, если бы все было так просто — она не хочет признать, что много лет врала ему! Чем больше это продолжалось, чем больше она не желала ему признаться, сказать правду, тем тяжелее ей представлялся разговор на эту тему. «Декстер, — скажет она. — Мне нужно кое-что тебе рассказать». Господи, это будет ужасно!
И еще ей не хотелось говорить Декстеру о своих поступках, об операциях, в которых участвовала, о том, на что была — да и сейчас еще оставалась — способна. Если она не может раскрыть ему всю правду, тогда лучше вообще ничего не рассказывать. Сообщить частично — еще более скверный выход. А поскольку самым отвратительным было то утро в Нью-Йорке, ставшее началом конца всей этой истории, то ее рассказ будет неполным; он вообще потеряет смысл, если она не объяснит, как и что тогда произошло. Но в этом случае ее история не станет для нее оправданием.
Плюс к тому — и это следовало признать — ее склонность к секретности частично объяснялась тем, что она всегда что-то скрывала. Если она никогда не расскажет Декстеру всю правду, у нее останется право вернуться к этой своей прежней жизни. Чтобы в один прекрасный день снова превратиться в тайного агента-оперативника. В человека, способного хранить ото всех, включая собственного мужа, самые величайшие секреты, всегда и везде.
Как и было приказано, Кейт явилась в номер люкс отеля «Пенн Куортер» к девяти часам утра. И уселась перед столом с желтым блокнотом и биковской ручкой перед симпатичным мужчиной среднего возраста по имени Эван, и тот в течение восьми часов терпеливо расспрашивал ее обо всех операциях, в которых она когда-либо принимала участие, обо всех агентах, которых когда-либо курировала, обо всех «хвостах», которые могла оставить «неподчищенными».
Они занимались этим почти три полных дня, когда Эван вдруг спросил:
— А что насчет Сараево?
Они уже обсудили все дела, подробности которых она могла упустить в своих оперативных отчетах, — адреса разных контор, фамилии всяческих атташе, описания внешности каких-нибудь подруг. Потом перешли к более мелким подробностям. К ее первым тренировочным заданиям в Европе — «заброс» в «почтовый ящик» возле перестроенного палаццо рядом с Пьяцца Навона; подходы к баскскому террористу в Бильбао; слежка за тайным курьером — перевозчиком денег на мощенных булыжником улицах и в частных банках Люксембурга.
А теперь, по всей видимости, обсудят то, чего не было.
— Я никогда не бывала в Сараево, — ответила она.
— Ни разу?
— Ни разу.
— Но ваш муж там был. Недавно. — Эван поднял взгляд от желтого блокнота, испещренного пометками, подчеркнутыми фразами, стрелками и крестиками. — Зачем он туда ездил?
Никому не хочется признаваться, что ничего не знаешь о перемещениях собственного супруга, его привычках и склонностях. Кейт вовсе не жаждала обсуждать зарубежные поездки Декстера и не понимала, какое отношение они могут иметь к ее карьере.
— Не знаю, — ответила она, стараясь, чтобы это прозвучало достаточно решительно. — Что-то связанное с работой.
Наконец начала поступать почта: сработал оставленный новый адрес с просьбой пересылать корреспонденцию. Кейт открыла конверт с американским гербом — послание от правительства США, чек, компенсация за неиспользованный отпуск. Придется переслать этот листок обратно за океан, в банк, чтобы сумму зачислили на ее долларовый счет. Полностью оформленный договор на аренду их дома в округе Колумбия (наконец-то пришел!); к несчастью, им удалось сдать дом за несколько меньшую сумму, чем годовые выплаты по закладной. Какие-то дурацкие рекламные листки — просьба о пожертвованиях от спортивного клуба в Виргинии, приглашение в читательский клуб — разве читательские клубы и впрямь существуют?!
По-прежнему ничего не поступало из банка Декстера — а она-то надеялась узнать наконец название фирмы, на которую он работает. Но наверное, ее и не должно быть: он работал по контракту, являлся внештатным сотрудником. У него был официальный адрес в их офисе, на который, видимо, и приходила вся его деловая корреспонденция. Это вызвало у нее некоторые подозрения — да и у кого на ее месте не вызвало бы?! — но она вновь напомнила себе о собственной клятве, которую добавила к их брачному контракту: никогда не суй нос в дела мужа, ничего не выясняй.
Ну конечно же, она наводила справки о Декстере еще до того, как они поженились. Тщательно и не раз. Впервые, когда они только познакомились на рынке фермерской продукции на Дюпон-Серкл, одновременно набросившись на коробку с товаром. Это было прекрасное воскресное утро, самый приятный час дня, и они пребывали в естественном эндорфинном возбуждении после утренних упражнений — в те времена Декстер занимался бегом, а Кейт регулярно гоняла на велосипеде (было у нее такое краткое увлечение), то есть оба много времени проводили на воздухе. Они отправились выпить кофе в книжном магазине дальше по улице, нагруженные пакетами с фруктами и овощами, а потом оказалось, что живут всего в паре кварталов друг от друга. Это было вполне высоконравственное общение, ну, почти высоконравственное.