Они стоят. Смотрят. Шепотки становятся бурчанием, а бурчание тихим громом.

- Это... - Я провожу рукой, чуть обернувшись назад, к вертикальному городу, - МОЕ. Проваливайте к любым чертям, но не ходите СЮДА.

Некая перемена веса, общее шевеление, будто в лесу пред бурей. Не могу сказать, что дела здесь закончены.

- Для вас здесь будет АД! ВЫ СЛЫШИТЕ? ПОНИМАЕТЕ? Здесь вас ждет БОЛЬ. Ждет СМЕРТЬ!

Я указываю на труп Парня-с-Копьем. - Он умер ЛЕГКО. Вы будете умирать ТЯЖЕЛО. Будете умирать ВОПЯ. Ваши сучки ЗАВОЮТ. Ваши щенки будут ГОЛОДАТЬ.

- Я заставлю вас СОЖРАТЬ СОБСТВЕННОЕ БУДУЩЕЕ!

Однако они лишь заколебались. Громоподобное бурчание обретает ритм: растет и опадает, и снова растет, словно прибой перед тайфуном в разгар прилива.

А поняли они хоть одно слово из всего сказанного?

Я смотрю в мертвые глаза в пыли у ног, думаю о хищных охотниках, сбивающихся в стаи...

И начинаю хихикать. Я вроде бы пометил территорию. Верно?

И тогда, прежде чем повернуться спиной к массе воинов рода Черных Ножей, прежде чем пройти бесконечные тридцать ярдов до засады в развалинах ворот, даже прежде чем задуматься: сколько ударов этого говенного тайфуна выдержу я и все мы... я развязываю веревочку, приспускаю штаны и вытягиваю член.

Мочусь на труп Парня-с-Копьем.

Ааах, дерьмо. Сукин сын.

Сначала надо было подобрать нож.

Свет нащупал меня на чем-то мягком, но с узлами под боком и под головой: может быть, это был фигурный диван.

Я понял, что способен открыть глаза.

Тупой взгляд уперся в штукатуренный потолок, не так давно окрашенный в оттенки слоновой кости, и кто-то обхаживал его перьевой щеткой каждый день: в глубоких вырезах барельефов не было и намека на пыль. Пауки, должно быть, помирают здесь от одиночества.

Я попытался сесть, кишки взбунтовались и не дали подняться. Не боль, лишь слабость: я словно тренировался дольше, чем вынесут мышцы. Недавно.

Никаких бинтов. Никакой крови.

Кто-то одел меня в простую льняную тунику и штаны. Рука немного дрожала, пока я поднимал край туники и опускал голову, чтоб узреть четыре звездочки розовых рубцов, уютно устроившихся на давнем бугристом шраме - его оставил один рыцарь-телохранитель из Анханы, вонзивший широкий меч мне в брюхо. Пятнадцать лет тому назад.

Я потрогал пальцами шрамы-новинки. Довольно широкие, как бы от калибра 7 мм или больше. Чем там заряжают ружья эти хриллианцы? Хорошо, что не в лицо. Везучий старик.

Везучий. Станет еще старше.

Был еще новый шрам, длинный и тонкий, криво идущий от подреберья к соску. Слишком ровный для раны.

Хирургия.

Резиновые мышцы сопротивлялись, но я сумел лечь на бок. Затем пришлось передохнуть.

В суровом кресле под суровым окном восседал суровый человек в суровом доспехе.

Кресло было скорее стулом со спинкой, без подлокотников. Окно - арка в стене, вместо штукатурки виден белый камень, освещенный внешним сиянием. Мужчина был худым даже в доспехе, с вытянутой головой и экстравагантно-горбатым носом, выступающими скулами липканского аристократа. Волосы его были под тон доспеху, не доставали на палец до стального воротника. Латы недавно отполированы, углеродистая сталь, блестящая маслом, но без причудливых украшений, гордости здешнего рыцарства. Единственным орнаментом была стилизованная рука - знак Дал'каннита, липканского бога войны и отца Хрила - выложенная электровой эмалью над сердцем, пальцы растопырены, ладонь открыта, и на ней солнечная корона Хрила.

- Фримен Шейд. -Он чуть склонил голову. - Я Маркхем, Лорд Тарканен - Благочестивый Лорд на службе Поборника Хрила.

- А я... - Я задохнулся и застонал, перетаскивая ноги через край дивана. Сел. - ... почти впечатлен. Где это мы?

- Это инвалидарий стражи Приречного прихода, фримен.

- Вотчина рыцаря Ай-да-Харя? А хорошая ли это идея?

Губы Маркхема поджались. - Любовь Хрила исцелила ваша раны...

- Ага, заметил. Все железяки вынули?

- Единственная оставшаяся дробина была успешно извлечена из вашего бока, фримен. И ваши ребра сращены благодаря Любви.

- Спасибо за заботу, я ведь был в отключке. Помнится, Любовь Хрила похожа на пучок докрасна раскаленной проволоки в заду.

Благочестивый Лорд словно не слышал. - Ваши одеяния постираны и будут починены, если пожелаете; в ином случае их пустят на тряпки, а новые вам выдадут бесплатно.

- Вы так делаете для всех, из кого случится выбить дерьмо?

Глаза тоже были под цвет доспеху. - Лишь для невиновных.

- То есть почти для всех, а?

Губы натянулись сильнее. - Фримен Шейд...

- Знаете ли, мне все сильнее нравится звучание этого слова. Фримен. Это значит свободный человек. Я ведь именно таков, верно? По праву... как это по-липкански? Терранхидаль жан Дхаллейг? Декларации Отваги? Сам Хрил возвестил, что вы не имеете права меня удерживать.

- Да.

- Тогда оставьте треклятую одежду. Я ухожу.

- Прочие раны, фримен...

- Я чувствую себя славно.

- Любовь Хрила исцеляет лишь раны, полученные в сражении. Могут быть внутренние травмы...

- От чего?

- От... - Губы Маркхема почти пропали. - Он неподобающих, незаконных и постыдных действий Рыцаря Аэдхарра против вашей особы, фримен.

Я понял, что улыбаюсь. - Ну, это мне по нраву. Неподобающие, незаконные и постыдные действия против моей особы. Наверное, у вас язык жжет? Трудно было вымолвить?

Губ, точно, уже не было. - Вам следуют извинения от Ордена Хрила, Гражданства Бранного Поля, Приречного прихода и лично от Тиркилда, Рыцаря Аэдхарра.

- Чертовски верно.

- Рыцарь Аэдхарр в настоящее время неспособен принести формальные...

- Как? Я убил его? - Вздох мой должен был выйти убедительнее улыбки. - Вот дерьмо. В старые дни рыцари были покрепче.

- Он жив. - Лицо Маркхема было твердо, как кираса. Легкое движение пальцев привлекло мое внимание к двери. - Ваше использование огнестрельного оружия лишило его части бедра, кость следует вырастить, чтобы он смог ходить...

- Так он отделался хромотой? Мое сердце полнится мочой сочувствия.

Удивительные исчезающие губы Маркхема унесли с собой розовый цвет скул и кожи вокруг глаз. - Если пожелаете лишить его жизни, Рыцарь Аэдхарр уверил меня, что будет готов к вашим услугам, едва Любовь Хрила завершит Исцеление.

- Хмм. Легко быть смелым, когда Хрил готов слизнуть с вас любое бо-бо.