Госпожа Адомайт вновь опустила взгляд долу и сочувственно покачала головой, слегка прикусив губу. Будь милостива к нам, сказала она. И затем Шоссау и Кате: я, между прочим, хорошо помню, что, когда впервые увидела Бенно, а это было в парке, я гуляла там с тетей, припоминаешь, тетя Ленхен, мы тогда впервые встретились с Бенно, это было в княжеской усадьбе, пожалуй, осенью? Тетя Ленхен: ей все запрещают вспоминать. Госпожа Адомайт: но об этом ты спокойно можешь вспомнить. Тетя Ленхен: очень приятный молодой человек. Искренний, открытый, честный, без задних мыслей, каким и должен быть настоящий джентльмен. Не верьте ни единому ее слову, Шоссау, сказала тетя Ленхен, все они без конца твердят, будто Бенно полная противоположность тому, якобы у него очень тяжелый характер и что он упрямый, твердолобый, отсталый и так далее, все это чушь. Вот тебя, Жанет, он сразу раскусил. За тобой всегда тянется особый след, и каждый нормальный здоровый человек типа Бенно непременно его учует. На тебя ведь и все собаки рычат. Ты — само олицетворение таинственности и скрытности, и такие люди, как Бенно, сразу чувствуют это. Госпожа Адомайт: ну, спасибо и на том, что хотя бы коварной меня не назвала. Ленхен: пожалуйста, могу и коварной тебя назвать. А как же? Ты ведь и своего юриста уже вызвала, чтобы завладеть с его помощью послезавтра домом. Тебе пришлось ждать этого момента сорок пять лет, и теперь ты попытаешься не упустить своего. Господин Хальберштадт: но я все же никак не могу понять, что наводит вас на подобные абсурдные предположения, фрау Новак. Вы же знаете наш закон о правах наследования, братья и сестры в таком случае, как этот, не могут юридически иметь никаких претензий, а господин Адомайт вряд ли вспомнил в завещании свою ненавистную сестру. Тетя Ленхен к Шоссау: вот видите! Они уже досконально все проработали. Господин Хальберштадт, собственно, и есть ее юрист, чтоб вы знали. Хальберштадт к Шоссау: позвольте представиться, Хальберштадт, знакомый госпожи Адомайт, очень приятно. Шоссау, протягивая ему руку: Шоссау. Господин Хальберштадт тут же подхватил Шоссау под руку и зашагал с ним по кругу по горнице. Вы, вероятно, очень удивлены происходящим, сказал он, а особенно манерой общения обеих дам друг с другом. При этом ни та, ни другая не испытывают ни малейшей взаимной антипатии, более того, они не могут обойтись друг без друга и часто проводят время вместе, как две самые лучшие подруги. Что касается фрау Новак, то здесь можно, пожалуй, даже говорить о дальней степени родства. Фрау Новак является, если он не ошибается, крестной одного из братьев господина Мора. Так что госпожа Адомайт и фрау Новак вот уже лет двадцать поддерживают тесную связь и ходят друг к другу в гости на чай. Тут нужно еще учесть следующее: у фрау Новак крайне малочисленное родство и своей семьи у нее тоже нет, война, знаете ли, большое зло; своего мужа она потеряла слишком рано, она — вдова солдата. И этим все сказано. Это все очень невеселые дела. Поэтому она всегда настроена весьма недоброжелательно, тот, кто одинок, обычно завидует тем, у кого большая семья. Вам это тоже известно. А к тому же с возрастом люди черствеют. То, что вы услышали сегодня при этой перебранке, сущие пустяки. На свете нет такого оскорбления, которое она не обрушила бы на голову своей приятельницы. А что касается дома, так об этом еще рано говорить. Фрау Новак называет это коллекционированием домов. Госпожа Адомайт, говорит фрау Новак, коллекционирует дома, она начала этим заниматься еще в Англии. Это, конечно, все чепуха. Дом в Честертоне — подарок ее мужа, нанесшего ей тяжелую моральную травму. Представьте себе, как это было оскорбительно для госпожи Адомайт. И чуть в сторону, пониженным тоном: история с секретаршей на самом деле липа, ничего похожего в действительности не было. То есть секретарша, конечно, была, но речь-то шла совсем о другом. Истинная правда настолько постыдна, что госпожа Адомайт из сострадания к собственному мужу Джорджу пошла на мировую с ним, остановившись на этой более безобидной версии его связи с секретаршей. Ее муж погряз в разврате. Здоровенный мужичище, силен, словно бык, ну, одним словом, вы понимаете. И при этом у него странный голос, тонкий и писклявый, говорит фистулой. А дом на Липовой аллее в Хеппенхайме только переписан на госпожу Адомайт, потому что между семейством Мор и братьями и сестрами из рода Моров десятилетиями идет спор из-за этого дома по правам наследования, а госпожа Адомайт пользуется неограниченным доверием в семействе Моров. Дом же в Бенсхайме она купила на собственные деньги. И каждый раз все происходило абсолютно по правилам и для любого участника сделки в форме транспарантного делопроизводства, тем не менее фрау Новак не перестает твердить о коллекционировании домов госпожой Адомайт. Что же касается дома господина Адомайта, то найденный и в этом случае путь к правовому урегулированию вопроса опирается на параграфы закона. Шоссау: что за урегулирование? Еще ведь даже не оглашено завещание. Хальберштадт: да-да, конечно. Но предусмотрительно заранее достигнуто соглашение с сыном Клаусом, который является единственным прямым наследником. Шоссау: ему кажется, он его не совсем понимает. Что он такое только что сказал про сына Адомайта?

В этот самый момент, расточая необычайно приветливые улыбки, к ним подошла госпожа Адомайт. Выпейте еще по бокалу шампанского, любезные господа. Не кажется ли вам, что пора проветрить помещение? Валентин, обратилась она к Хальберштадту, могу я попросить тебя, совсем ненадолго, на пару слов… Вы извините, мы покинем вас буквально на минутку. Само собой разумеется, сказал Шоссау, вновь оказавшийся тем временем неподалеку от стола и двух стульев с подлокотниками. Вот видите, громко сказала тетя Ленхен, вы всего пять минут поговорили с этим юристом, а на вас уже лица нет. И так всегда. Это не люди, а свора жуликов! Что он вам сказал, этот распрекрасный господин Хальберштадт? Она схватила Шоссау за руку и притянула его к себе. Знаете, сказала она, сегодня все так добры ко мне, так добры. А как бескорыстно заботится обо мне моя подружка, хотя я только и делаю, что оскорбляю ее. А вся правда в том, что она не могла оставить меня сидеть дома, никак не могла, а знаете, почему? Я вам сейчас скажу… Потому что таким образом она признала бы, не произнося этих слов, что я права. Торжествуя: признала бы мою правоту во всем! Но она не может на это решиться, потому и тащит меня за собой, мы связаны одной веревочкой. Я слишком много знаю про нее. С восторгом: Катя, этот господин Шоссау понимает меня. Они пытались тут задурить ему голову. А он насквозь видит всю эту шайку-лейку. Браво! Но тут назад вернулся Господин Хальберштадт с сугубо деловой маской на лице. Э-хе-хе, скажите, пожалуйста, спросил он, собственно, в каких отношениях были вы с господином Адомайтом? Осторожно, 'Шоссау, крикнула тетя Ленхен. Хальберштадт: но, фрау Новак, относительно чего должен быть осторожен господин Шоссау? Она — Шоссау: не говорите ему ничего, ничего не говорите, а то все обернется для вас бедой! Ну что же, сказал господин Хальберштадт, обращаясь к Шоссау, придется нам снова сделать круг, иначе никак не удастся поговорить спокойно о ваших отношениях с господином Адомайтом. У него, собственно, всего несколько вопросов. Причем совершенно безобидных, так, ничего особенного. Хальберштадт уже было собрался подхватить его под руку, чтобы двинуться своим маршрутом по комнате. Но Шоссау взглянул на Хальберштадта. На лице этого человека внезапно появилось чрезвычайно официальное и профессионально озабоченное выражение. Не ходите с ним, не ходите, снова громогласно вмешалась тетя Ленхен и вцепилась в рукав Шоссау. Второй раз за вечер от меня хотят силой увести этого молодого человека, я такого не потерплю. Молодой человек останется здесь. Шоссау Хальберштадту: он, конечно, останется с дамой, раз она того желает. Ну, как знаете, буркнул Хальберштадт, ему давно уже здесь все наскучило. И после этого он необычайно круто повернулся к Кате Мор и быстро вышел с ней из комнаты. Очень хорошо, сказала фрау Новак. Я вас спасла. Этот Хальберштадт чего-то от вас хочет, я это сразу по нему поняла. Таких, как Хальберштадт, надо остерегаться. И тут она еще крикнула ему вдогонку: таких жуликов! Позвольте вам кое-что сказать: не иметь ничего — вот единственное счастье на земле! У меня ничего нет. И это делает меня неуязвимой в глазах Хальберштадта. А теперь дайте мне еще один бокал пива. Видите ли, мои здешние знакомые отобрали у меня сумочку. Лишили меня даже необходимых таблеток от болезни печени, и вот я сижу теперь с тяжестью в желудке, забитом холодным мясом и черным хлебом. Фрау Новак глубоко задумалась. В этом мире что-то происходит, все как-то не так. Понимаете, с того дня, когда погиб мой муж, это случилось на второй день войны под Любице, я часто думала, однажды и ты поедешь в Любице… да, туда, в Любице. И останешься там, потому что там твое место, с того самого второго сентября тысяча девятьсот тридцать девятого года. Любице наверняка красивое местечко… Она всегда представляла себе, что там много берез и черной бузины, она не может объяснить, почему она так думала. И еще больше впадая в задумчивость: березы и черная бузина… Да… И почему она вбила себе такое в голову… Действительно, почему? Неожиданно старая женщина взглянула на него совершенно молодыми и восторженными глазами: Бог мой, а знаете, что я сейчас сделаю? Я расскажу вам о себе, о том самом лучшем, самом чудесном времени в моей жизни, когда я работала на трудовом фронте…