Аз воздам!

Захирела после этого Литва; не решалась уже прямо лезть на русский рожон. А спустя небольшое время и сама попала под чужую власть – западной соседки, Польши. Речь Посполитая правила бал на литовских болотах. И хоть считалось, что литовские князья добровольно объединились с королем польским, но какое там добровольство! На войне, уже в составе польского войска, литовцы дрались похлеще разгульных панов; мнили себя равными панам, но опять же – какое равенство! Соломенные крыши над головами воевод, не говоря уже о болотной черни. Бедно жила Литва, растеряв свое могущество и мотаясь между Русью и Польшей. Даже Смутное время, чуть не погубившее Русь, уверенности в себе не могло вернуть. Польша обращалась с Литвой немногим лучше, чем с Белоруссией.

Поэтому так легко, начавшись еще при Петре, русское дворянство, особливо военное, после походов оседало на завоеванных, а большей частью добровольно присоединившихся землях. Под рукой русского царя было уютнее, чем под полой польского кунтуша. Да и сама-то Польша, в силу своей разгульной шляхты, после третьего раздела – между Пруссией, Австрией и Россией – осталась без былых портков. Так, затрапезная мишура да пояса шляхетские. Царство Польское, вошедшее в состав империи, было не лучше затасканной театральной декорации. Литовцы с удовольствием помогали задергивать занавес, коль шляхта зачинала непотребную мазурку на российской сцене. Хоть из прошлых времен немало и польских панов владели даровыми маёнтками, но литовские дворяне, давно уже перемешавшись с немецкой, а в последнее время и с русской кровью, льнули все-таки к выходцам из России. Их тоже немало поселилось по Нямунасу; кто в былых походах возлюбил эту землю, а кто и переженился с белокурыми литвинками.

Или в карты свое Колноберже выиграл у слишком заносчивого ляха…

Если у боевого генерала Столыпина не было ни грана сомнения в правоте своей здешней жизни, то какое же сомнение могло быть у сына?

Петр Аркадьевич Столыпин. Помещик.

Странным поначалу казалось: с чего это их так любят и жалуют? Вначале он это приписывал своему незлобливому характеру и тороватой натуре, потом женской душевности помещицы Ольги Борисовны, а потом и лукавое прозрение пришло: мировой судия истинно всех примирил! И литовцев, и поляков, и осевших здесь русичей. Если у московских и петербургских помещиков за спиной оставалась Россия и они не лезли в местные дела, то здешним старожилам было что делить: родословную! Литовцы считали принеманские, лучшие, земли своими по праву древних преданий, поляки – по праву только недавно утерянной силы. До сабель, слава богу, дело не доходило, но кто знает?..

Пока страсти земельные сдерживало право русской силы. В отличие от великорусских губерний, где предводитель дворянства был выборным, здесь он назначался губернатором, а губернатор – самим государем. Попробуй поспорь!

У Петра Аркадьевича не было охоты ни спорить, ни вникать в здешнее право. Как ни странно, это и дало ему авторитет; раньше той же тактики держался отец, но государь повелел быть ему комендантом Московского Кремля, и он хоть и неохотно, но собирался к переезду. Сын – наследник Колноберже! Прекрасное поместье на берегу Нямунаса. Прекрасный молодой сосед. Прекрасная, гостеприимная супруга у соседа, имеющая к тому же в приданом здесь собственное поместье. Право, молодого помещика сам Бог послал. К нему потянулись и литовские, и польские, и русские помещики – все в один голос:

– Хвала нашему генералу! Уезжая от нас – таким сынком наградил…

– Шановный пане, мае розум.

– Шановная пани, бо польска ќоханка!

– Не, пане-добродеи, литвинка – что неманский василек…

– Университеты закончены, пора отцовское хозяйство принимать…

Верно, с окончанием университета, а вместе с ним и хлопот о разрешении на брак – ведь он женился на обрученной, почти что соломенной, братниной невесте, – следовало оставить петербургскую суету и вить свое гнездовье. Достославный, 1884 год воспарил под самые высокие кучевые облака, несмотря на позднюю осень. Ибо всей кучей свалилось в дождливом октябре: и получение диплома кандидата физико-математического факультета, и зачисление скорым приказом в Министерство внутренних дел, и главное – давно ожидаемое разрешение на брак, и уж скорая свадебка.

Свадьба игралась еще в Петербурге, поскольку новоявленный помещик как-никак служил, но именно «никак», лишь числясь в каких-то штатах министерства. Друг и одноклассник по орловской гимназии, ныне уже большой чин в департаменте полиции, Алексей Лопухин в сговоре с отцом затащил его в полицейские, до которых Петру не было никакого дела. Ну, маленько поругался со своим генералом, посерчал на одноклассника и поистине как неуправляемый колобок и от этого ушел, и от того убежал! На следующий же год, не исписав в полицейском министерстве и малой бумаги. Тоже нашли писаря! Делопроизводителя! Который полицейской сабли от трактирной селедки не мог отличить. Как хотите, господа-доброхоты, как хотите! Но служить-то где-то надо? Он покатился дальше, к земле, до которой вдруг почувствовал охоту. Ага, в департамент земледелия. Уж если и писать бумаги, так о хлебе насущном.

Видно, хорошо писал, если сразу стал помощником столоначальника с обещанием вскоре в столоначальники перевести, по мере навыка.

Наверно, такого не бывало – чтоб на столоначальников сваливалось еще и придворное звание: камер-юнкера! Не успевай примерять мундиры!.. Кто-то слева нажимал, кто-то справа. Где-то домашний генерал-адъютант, а где-то и Нейдгардты, перебравшиеся из Одессы в Петербург и быстро из придворья попавшие «ко двору». Да и друзья, вроде всесильного теперь Лопухина, – разве не помогали?

В детстве были и французские, и немецкие, и швейцарские гувернеры – ведь каждое лето отдыхал в Швейцарии, – а разве с возрастом число их уменьшалось? Кто положил на него глаз, тот уж положил. Может, и не случайно Ольге Борисовне… милой и ничего не смыслившей в хозяйстве помещице, в приданое досталось поместье в той же Ковенской губернии? Ой не случайно!.. Все-таки канаты, тащившие его к земле, перетягивали тягу к салонному Петербургу.

Несколько незаметных лет… а когда их при таком любовном счастии было замечать?.. – и он опять от дедушки ушел и от бабушки ушел. То есть покатился дальше… ближе к полюбившемуся Нямунасу и прибрежному Колноберже. В уездные предводители дворянства!

Коль ковенская помещичья братия не могла жить без Столыпиных, так чего же лучше? Все равно, посидев по морозу в департаменте земледелия, он гнал лошадей на привольные берега Немана… Нямунаса, извините, литовские други, за оговорку. Откуда иначе было взяться дочери Марии ровно через год после свадьбы, месяц в месяц, тоже в октябре? Скачки на перекладных должны были закончиться; железная дорога до Ковно еще не доходила. Тряско. Холодно или жарко – все равно несподручно. Следовало подумать и о дальнейшем увеличении семейства. Не останавливаться же на единой-то дочери.

Он то брал отпуск месяца на четыре сразу, то и без отпускных камер-юнкер… и столоначальник, да! – славно бил баклуши на роскошных берегах Нямунаса!