В одной из газет, почти под передовицей, где ее невозможно было не заметить, помещалась большая статья Реджинальда Глива, который горячо отстаивал невиновность своего подзащитного. Он называл вердикт одной из самых крупных ошибок британского правосудия в текущем столетии и предсказывал: однажды людям станет стыдно за то, что от их имени была совершена столь вопиющая несправедливость.

Он не винил судей апелляционного суда, но резко высказывался в адрес судьи, принявшего вердикт жюри присяжных. К самим присяжным адвокат был довольно снисходителен, называя их людьми, несведущими в правовых вопросах, которых злонамеренно ввели в заблуждение. Одним из тех, кто повлиял на них, он называл Эрдала Джастера, а основным виновником несправедливого судебного решения объявлялся Томас Питт:

«…Этот в высшей степени нетерпимый человек, злоупотребляющий своими должностными полномочиями для осуществления личной вендетты в отношении представителей имущих классов за то, что его отец был осужден за воровство, когда сам он был слишком молод, чтобы осознавать необходимость и справедливость такой меры. С тех пор он постоянно бросал вызов властям всеми способами, какие только могло подсказать ему его воображение, и не раз был на грани того, чтобы лишиться своей должности, а вместе с ней и полномочий, которые ему так необходимы. Чтобы никто не заблуждался на его счет, стоит сказать, что это чрезвычайно амбициозный человек, имеющий жену, которая требует больших средств на свое содержание, и сам всеми силами старающийся производить впечатление джентльмена. Однако государственные служащие, призванные стоять на страже закона, должны быть беспристрастными и справедливыми в отношении всех граждан, никого не бояться и никому не благоволить. В этом состоит основа правосудия».

Дальше статья продолжалась в том же духе, но суперинтендант лишь пробежал ее остаток глазами, время от времени выхватывая отдельные фразы. Шарлотта, сидевшая напротив него за столом с ложкой в руке, с тревогой наблюдала за мужем. Что он мог сказать ей? Если она прочитала статью, то, вероятно, сначала испытала негодование, а затем страх за него. И если избегать разговора на эту тему, будет только хуже.

– В чем дело, Томас? – спросила наконец Шарлотта.

Ее голос прервал ход его мыслей.

– Реджи Глив написал довольно злобную статью об этом деле, – ответил полицейский. – Апелляцию Эдинетта отклонили, и это его сильно огорчило. Если помнишь, он защищал его. Вероятно, он действительно считает его невиновным.

Шарлотта смотрела на мужа, сощурив глаза и не столько слушая произносимые им слова, сколько изучая выражение его лица.

Питт выдавил из себя улыбку.

– Есть еще чай?

Он сложил газету и несколько секунд сидел в нерешительности. Если забрать ее с собой, жена вполне может выйти на улицу и купить другую. Да и сам факт, что он не хочет, чтобы она читала газету, еще больше встревожит ее. В конце концов глава семейства положил газету на стол.

Миссис Питт отложила ложку в сторону и налила ему чаю. Она не произнесла больше ни слова, но суперинтендант знал, что, как только за ним закроется дверь, статья будет тут же прочитана.

В средине дня заместитель комиссара полиции Джон Корнуоллис вызвал Питта к себе. Переступая порог его кабинета, Томас уже знал, что произошло что-то серьезное. Он представлял себе какое-нибудь чрезвычайно сложное и деликатное дело – возможно, сходное с убийством Феттерса, – в котором замешана какая-нибудь важная персона. В последнее время он занимался в основном именно такими делами.

Корнуоллис стоял рядом со столом, как будто только что расхаживал по кабинету, не желая садиться. Это был стройный мужчина среднего роста. Основную часть своей жизни он прослужил в военно-морском флоте, и, глядя на него, еще и сейчас можно было подумать, что ему больше подходит командовать матросами на корабле, противостоя природной стихии, чем лавировать в изменчивом море политики и общественного мнения.

– Слушаю вас, сэр, – сказал Питт.

Его начальник выглядел подавленным – словно он долгое время искал слова, которые должен был сказать, но так и не смог подобрать их.

– Новое дело? – поинтересовался Томас.

– И да… и нет. – Корнуоллис пристально посмотрел на него. – Питт, мне очень неприятно. Я все утро сражался – и потерпел поражение. У меня еще никогда не было такой тяжелой битвы. Если б я знал, что еще можно сделать, то сделал бы это. – Он покачал головой. – Но судя по всему, если я буду упорствовать дальше, это лишь осложнит ситуацию.

Суперинтендант не знал, что и думать. Всматриваясь в несчастное лицо Корнуоллиса, он ощутил внутри холодок дурного предчувствия.

– Так что за дело? Кто в нем фигурирует?

– Ист-Энд, – ответил Джон. – Но кто фигурирует, не имею понятия. Половина анархистов Лондона, насколько мне известно.

Питт тяжело вздохнул. Как и все офицеры полиции – да и большинство остальных граждан, – Томас знал о деятельности анархистов в Европе, включая взрыв большой силы в парижском ресторане, а также о нескольких взрывах в Лондоне и других европейских столицах. Французские власти разослали досье с фотографиями пяти сотен разыскиваемых анархистов. Некоторые из них ждали суда.

– Кто погиб? – спросил он. – И почему обратились к нам? Ист-Энд – не наша территория.

– Никто не погиб, – ответил Корнуоллис. – Этим занимается Особая служба.

– Ирландцы? – изумленно спросил Питт.

Как и все, он прекрасно знал о проблемах с ирландцами – о фениях, об истории, мифах, насилии, трагедии и борьбе, являвшихся реалиями жизни в Ирландии в течение последних трехсот лет. И ему было известно, что в некоторых районах Лондона существует угроза взрывов, убийств и уличных беспорядков, для борьбы с которой было создано специальное полицейское подразделение. Оно получило название «Особая служба по делам Ирландии».

– Да нет, не обязательно ирландцы, – ответил Джон. – Это общеполитические проблемы. Правда, они предпочитают не называть их политическими. Общественности это не понравилось бы.

– Почему же все-таки мы? – спросил Питт. – Не понимаю.

– Вам лучше присесть.

Корнуоллис указал рукой на стул, стоявший перед его столом. Суперинтендант повиновался.

– Не мы, а вы, – сказал его шеф.

Он не отвел взгляда в сторону и смотрел Томасу прямо в глаза.

– С сегодняшнего дня вы освобождаетесь от руководства полицейским управлением на Боу-стрит и прикомандировываетесь к Особой службе.

Питт был ошеломлен. Это просто невозможно. Как это его переводят с Боу-стрит? Он не допустил ни единой небрежности, которую можно было бы квалифицировать как некомпетентность, не говоря уже о серьезной ошибке. Томас хотел было протестовать, но не мог найти подходящих слов. Губы Корнуоллиса вытянулись в тонкую полоску, словно он испытывал физическую боль.

– Приказ пришел сверху, – сказал он как можно более спокойным тоном. – С самого верха. Я усомнился в целесообразности такого решения, а потом начал его оспаривать, но воспрепятствовать ему было не в моих силах. Люди, принимавшие его, хорошо знакомы друг с другом. Я для них посторонний, поскольку не принадлежу к их кругу.