А потом я поняла, что хочу есть. Очень хочу. На обед я практически ничего не съела, ужина как такового не было, а ложиться спать голодной не… Ко всему прочему, я была уверена — госпожа Винслоу непременно согласится накормить меня, да и трапеза пройдет в максимально приятной компании — в смысле в отсутствие герцога!

И поднявшись, я отодвинула засов, а затем осторожно выглянула за дверь — в галерее было пусто, мерцающие магические шары дарили мягкий тусклый свет, едва разгоняя полумрак. Выскользнув из комнаты, я сняла туфельки и босиком, чтобы не дай Пресвятой не разбудить герцога, торопливо прокралась по галерее. Спустилась по лестнице, свернула вправо, прошла немного и… заблудилась.

Действительно заблудилась!

Развернулась назад, но там вместо лестницы виднелась глухая стена! Ее не должно было там быть, но… Испуганно прижимая руки к груди, я прошла по узкой комнате, открыла дверь и едва не закричала, обнаружив за дверью обрыв! Отступила обратно, пока спиной не уперлась в еще одну дверь, обернулась и поняла, что я уже не в комнате, а в коридоре! Огромном, длинном, с высокими сводчатыми потолками, мрачном и едва освещенном факелами коридоре!

Хотелось закричать от страха, хотелось броситься бежать в надежде встретить хоть кого-то, но это было бы слишком неразумно: а вдруг за очередной дверью снова будет пропасть?! А здесь факелы, значит, военные ходят, как минимум постовые. И я осторожно прошла к стене, села, обняла руками колени и решила дождаться хоть кого-то. Ждать пришлось долго, я продрогла на холодном полу, но идти куда-либо все равно было бы глупо.

Непонятно как, но я уснула. Сначала старалась сопротивляться, часто моргала, всматриваясь в тусклые пространства коридора, а после сон сморил окончательно.

И мне приснился дом, наш загородный, огромный и несуразный, построенный еще пять веков назад и неизменно достраиваемый нашими предками. Мне снилось, что я бегаю по нему в поисках бездомной собачки, подобранной мной в деревне и укрываемой от всех домашних, потому что я точно знала — выгонят. Мне снилось, что я заблудилась, плакала и заснула в левом крыле, обветшалом и заброшенном, а потом меня нашел папа. Укоризненно произнес «Ариэлла», поднял на руки и понес в детскую, к сестрам. И я обняла его за шею, правда почему-то неудобно было, во сне у него шея какая-то высокая оказалась и жесткая, но я все равно прижалась крепко-крепко и попросила:

— Папочка, не выгоняй Бусика.

— Бусика?! — и голос у папы был непривычным, низким, хриплым и странным.

— Он хороший, — прошептала я, уткнувшись носом в его плечо. — А на улице холодно и дождь, и Бусик там будет совсем один, а от одиночества умирают.

— Глубокомысленное замечание. — Папа говорил странно.

Чудной сон, очень. Но мерное покачивание уверенных шагов убаюкивало, а вскоре меня положили на постель в детской, и папа привычно снял с меня очередное испачканное платье, а потом укрыл и осторожно погладил по щеке.

— Я тебя очень-очень люблю, — прошептала я.

Папина ладонь, сильная и чуть шершавая, замерла. А мне уже снились морские просторы и Локар, играющий с моими волосами.

* * *

В эту ночь окно было закрыто, поэтому горн меня не будил — я проснулась сама, с ужасом вспомнив вечер, странные смещения комнат и то, что я должна находиться в коридоре, тускло освещенном факелами. Резко сев на постели, увидела собственное платье, заботливо наброшенное на спинку стула, и широкий атласный пояс, уложенный поверх него. Под стулом аккуратно разместились туфельки, на столике горкой лежали все мои разбросанные накануне заколочки. А рядом, на подушке, я обнаружила сложенный вдвое листок бумаги и, дрожащими пальцами развернув его, прочла: «Леди Ариэлла, пожалуйста, с наступлением ночи не перемещайтесь по замку без сопровождения, это может быть опасным».

И я вспомнила странный сон! И стало более чем очевидно, кого я в состоянии полусна называла папой! И кто меня раздел!

С глухим стоном вновь упав на подушки, я закрыла лицо руками, и мне очень хотелось умереть от стыда! И больше никогда не видеть герцога! И, о Пресвятой, как же стыдно!

Стук в двери, затем женский голос:

— Леди Уоторби, лорд оттон Грэйд ожидает вас к завтраку.

У меня просто не было сил ответить. Но дверь открылась, судя по шелесту ткани, женщина миновала гостиную, подошла к двери в спальню, осторожно приоткрыла, и я услышала ее встревоженное:

— Леди Уоторби, вам плохо?

Мне было очень плохо, мне еще так плохо никогда не было.

— Леди, — женщина торопливо подошла, осторожно прикоснулась ко лбу, — нет, жара нет, или вас знобить начало?

— Нет, — простонала я, все так же закрывая лицо ладонями.

— Леди Уоторби, мне стоит позвать врача? — Я молчала. — Я… я сейчас позову герцога…

— Нет!!! — От моего крика я и сама вздрогнула.

Но тут же убрала ладони, постаралась взять себя в руки и, выдавив жалкую улыбку, произнесла:

— Доброе утро.

Женщина, едва ли сорока с небольшим лет, улыбнулась в ответ, присела в реверансе и представилась:

— Госпожа Оливия Камиера, указом герцога Грэйда ваша личная камеристка с сегодняшнего дня.

— Леди Ариэлла Уоторби, — в свою очередь представилась я.

Госпожа Камиера улыбнулась. Да, глупо представляться, учитывая, что дама уже несколько раз назвала меня, но вежливость и воспитание… О Пресвятой, я не хочу выходить из комнаты!

— Его светлость просил вас поторопиться, — произнесла камеристка.

Я же только сейчас поняла, что женщина назвала себя камеристкой. Значит, это не гувернантка, и не компаньонка, и уж совсем не дуэнья, это прислуга! То есть личность, чьи слова не примет в расчет ни один представитель знати, следовательно, я все еще сплю под одной крышей с мужчиной, оставаясь совершенно без приличествующей моему происхождению защиты. С некоторым сомнением оглядела платье плотной коричневой ткани, белоснежные манжеты, оттеняющие смуглую кожу, аристократичную посадку головы, идеальную осанку, тонкие длинные пальцы изящных рук… Камеристка!

— Мм-м, — поднялась с постели, но почти сразу вновь села на край и осторожно осведомилась: — Госпожа Камиера, могу я узнать о причинах, побудивших вас… согласиться на данную должность?! И… уверены ли вы, что именно должность камеристки…

— Леди Уоторби, — перебила меня женщина, — вы должны обращаться ко мне по имени. Что касается должности, именно она прописана в договоре о найме, подписанном мной сегодня.

Значит, существует даже договор о найме камеристки. Что примечательно — для личных горничных договоры обычно не составляются, мы проходили домоводство, и я это точно знала. Что еще примечательнее — эта дама могла быть кем угодно, но только не служанкой, пусть даже и личной.

— Что вас расстроило? — вежливо спросила госпожа… нет, вернее будет — просто Оливия.