— Ну что?

— Сама ничего не знаю.

— Ложись.

Откуда такая черствость? Разве не видит по ее красным глазам, что не до сна ей? Но вместо зла — равнодушие.

— Ложусь.

Выпила капель, легла. Но долго ворочалась с боку на бок.

А утром проверила сообщения — вновь тишина, одни причитания. Отправилась в храм перед работой. Поставила свечку, заказала обедню о здравии болящего, помолилась своими словами, но от всего сердца. Кажется, никогда еще ей не приходилось так сильно переживать за кого-то. Беда не подходила к ней близко. А теперь…

В пятом часу, в конце рабочего дня, не выдержала, позвонила Светке. Ответ всё тот же:

— Не знаю. В реанимации вчера был. А сегодня я до Витьки дозвониться не могу, а он, сама знаешь, в соцсетях не сидит.

— В какой он больнице?

— В Боткина, — растерянно выдавила однокурсница.

— Спасибо, — буркнула Наташа и, едва дождавшись, когда стрелки часов достигнут шести, вылетела с работы.

Еще одну ночь в неведении она просто не смогла бы пережить.

В больнице отвратительно пахло, и ее не сразу согласились принимать. Что-то там про медицинскую тайну твердили — как будто это может быть важнее разрывающегося от боли сердца.

Вовремя вспомнила про свою дальнюю родственницу, которая работала здесь же, в хирургии. Трясущимися руками нашла ее номер в списке контактов — лишь бы ответила.

Вкратце ввела в курс дела. Тетя спустилась.

Через пять минут Наташа уже знала: Марк поступил вчера в 20:40, машина вдребезги, а он — просто счастливчик. В таких авариях не выживают. Но обе стороны ДТП отделались травмами. У Марка, правда, в придачу сотрясение мозга и сразу несколько переломов — правой ноги, руки и одного из ребер. Но уже ночью его перевели в палату, и в сознание он пришел быстро.

— К нему можно?

— Ни в коем случае.

— А завтра?

Тетя Марина помолчала. Внимательно на нее посмотрела. Может, и догадалась о чем. Конечно, к одногруппникам так не ломятся. Но, проявив тактичность, вопросов задавать не стала.

— Я через двое суток снова дежурю, тогда и приходи.

Хотелось бы поспорить, да ведь ей и так очень помогли. Выдохнула через силу:

— Хорошо, спасибо.

И отправилась прочь. Домой. К иконам. Благодарить.

Через два дня вновь — больничный коридор, давящие серостью стены, удушающий запах и бешено колотящееся сердце. Она готова была ко всему: что не пустят — станет биться за свое право его увидеть. Что перед ней предстанет ужасающая картина — она не представляла, в каком Марк сейчас состоянии. И захочет ли ее видеть. Ведь для него ее визит наверняка как снег на голову.

И вместе с тем в ней жила надежда — именно ей и подпитывалась Наташа все эти годы.

Тетя Марина, как и обещала, довела ее прямо до нужной палаты и оставила одну. Помедлив секунду, Наташа вошла. И сразу заметила Марка. Слева, у окна.

Кроме него в палате был еще один пожилой мужчина, который, заметив, что гость не к нему, пробормотал ответное приветствие и, взявшись за свой костыль, покачиваясь, вышел из палаты.

— Привет, — немного увереннее повторила Наташа, делая шаг навстречу Марку.

Тот улыбнулся лишь уголком губ.

— Привет.

Сначала разговор протекал весьма вяло, постоянно возникали гнетущие паузы, ощущалась неловкость, да и какое-то неравное распределение преимуществ — он лежит, с синяками, весь в гипсах, говорит еще тяжеловато, может быть, от лекарств.

Но она видела, что он не только из вежливости ей отвечает, а действительно рад. В конце их встречи, спустя минут пятнадцать, обронил:

— Спасибо. Ты единственная из группы пришла меня навестить.

— А я и завтра приду, хочешь? — тут же выпалила она, забыв вовремя затормозить свой язык.

Секунду или две между ними висела звенящая тишина. А потом он сказал:

— Да ладно, чего ты будешь ходить…

— А мне не трудно. Ты же тут совсем один. Скучно, наверное?

— Ну да, веселого тут мало, — с грустной усмешкой оглядев стерильное помещение, произнес Марк.

— Тогда до завтра, — едва скрывая свое ликование, с улыбкой обронила она.

Наташа не могла поверить — еще два дня назад в смятении чувств она стояла у окна на первом этаже, смотрела на поток машин и недоумевала: куда все несутся? Для нее жизнь как будто остановилась. Она смотрела на мир вокруг как выброшенная из аквариума рыбка, которая не представляла жизни без прежней среды. А теперь… Теперь жизнь снова наладилась. И пусть так, пусть сейчас, в таких обстоятельствах, но она наконец-то была нужна Марку!

И возрождавшиеся ростки истоптанной чужими ногами надежды, ослабевшие под прежним палившим солнцем реальной жизни, вновь начали пробуждаться в душе. А может, не всё потеряно? Может, вот он — счастливый шанс, и теперь Марк поймет и заметит ее? Может, это оно — вымоленное счастье? Как знать…

* * *

Сначала Наташа боялась ходить в больницу слишком часто, всё еще опасаясь, что ее тайну, хранимую в сердце столько лет, узнают, а с другой стороны — страстно желая, чтобы для Марка это наконец стало явным. Что дальше, она боялась и предположить… Ей хотелось, чтобы он поскорее поправился, но она понимала, что это вновь осложнит их общение. К нему домой ходить она вряд ли будет, когда его выпишут. А сам он едва ли проявит инициативу, чтобы состоялась их новая встреча.

На душе было немного тревожно, но она старалась не думать об этом и жить сегодняшним днем. Наконец-то у нее было столько времени рядом с ним и столько возможностей узнать о нем больше! Да просто смотреть на него и «вдыхать» эти счастливые мгновения, которых жаждало сердце все предыдущие годы. Если бы знала тогда, проливая слезы в подушку, что еще придет это время — разве стала бы так огорчаться? Скорее отсчитывала бы дни и истовее молилась.

Не то чтобы с Марком было легко и они понимали друг друга с полуслова — так бывает, она точно знает. Не только в книжках. Наташа видела такое у своих дальних родственников, которые перешагнули уже порог рубиновой свадьбы — сорок лет вместе тогда отмечали — и, по их собственным словам, обрели понимание только спустя лет пятнадцать совместной жизни. И вообще, тетя Тамара рассказывала, что за Лешу она замуж выходить не собиралась, относилась к нему как к хорошему парню и другу, не замечая его ухаживаний. Глаза ей открыла подружка.

— Ты что, правда слепая или притворяешься? Такие розы к чаю не дарят.

Вот и озадачилась теть Тамара — тогда еще юная, двадцатитрехлетняя девушка: как быть? Других кандидатов вокруг не было, а те красавцы, на которых она обращала внимание, были далеки и недоступны, увлечены другими девчонками и вообще, по словам ее мамы, «без серьезных планов на жизнь». Подумав хорошенько, решила: «Замуж сходить надо». И согласилась. Как будто играючи. Думала: «Рожу себе ребенка, если и разведусь, всё не одна». Наташе было семнадцать, когда она впервые услышала эту историю, и ей стало не по себе от таких расчетливых мыслей. А сейчас, спустя пять лет, понимает тетю гораздо лучше. Вон у Ники любовь — такая, что даже семья чужая ей не помеха, а хорошо ли это? По Божьим заповедям — не очень. А как на самом деле — время покажет.