И эта мука длилась три месяца. Почти сто дней, прежде чем она поняла, что понемногу привыкает. И ей даже нравится. Программы освоила, с девчонками подружилась, они ее ровно в час зовут на обед, да и так забегают — поболтать или конфетку подбросить. Жизнь налаживалась.

И прямо как в старой, хорошо известной песне:

Как жизнь? Не то чтоб очень гладко,

Но, в общем, знаешь, всё в порядке — без бед:

Дела отлично, как обычно,

А с личным… Ну, вот только с личным…

Ну почему, почему каждая блоха считает, что она вправе вмешиваться в ее личную жизнь?

Наташа шла домой хмурая, перемалывая в голове разговор, который произошел сегодня в обеденный перерыв. А всё потому, что тему выбрали весьма неудобную. Есть у них пара человек — еще не бабуськи, но уже давно устроившие своих собственных детей и потому любившие поучить молодежь «настоящей жизни». Спелись там у себя в отделе, пригрелись на теплом месте и давай обсуждать других.

Наслушалась. А теперь шла и дулась на целый мир.

А потом завибрировал телефон в кармане теплой куртки, и Наташа увидела на сенсорном экране новое сообщение: «Привет! Давно не виделись. В такой холодный вечер срочно нужен горячий кофе! Не хочешь составить компанию?»

Паша. И не то чтоб она рада, что он так вовремя появился в ее жизни, но какое-то едва ощутимое тепло внутри проскользнуло.

Кофе? Сейчас? Она ведь так хотела домой…

Но, кажется, что уже и не хочется.

Быстренько набрала ответ, не давая себе шанса передумать: «Давай. Я сейчас возле памятника Ленину. А ты где?»

Ответ не заставил себя ждать:

«Отлично. Я тут неподалеку. Давай чтоб ты не замерзла, пока будешь ждать меня, в кафе «Салют» встретимся?»

До этого приятного и тихого местечка ей действительно было всего пять минут пешком. Зашла, заняла столик, сняла верхнюю одежду и отписалась: «Я на месте».

«Отлично. Я уже близко», — пришел ответ.

И пока она смотрела в меню, стараясь сосредоточиться на названиях, по губам невольно расплывалась улыбка.

Да, это не Марк (ну сколько можно, Наташа!), но мужское внимание всегда приятно. Тем более если и сам мужчина приятный. А Паша, надо признать, симпатичный, хоть и не писанный красавец. И с ним легко — это она давно уже отметила.

С ней вот — не очень. Характер упертый, строптивая, с тонной комплексов и иллюзий. А он почему-то еще не сбежал. Всё время рядом. Интересуется ее жизнью, заботится, и, подпусти она ближе, стал бы надежной опорой.

Всё это прокручивала она в голове, пока смотрела на него, сидящего напротив за столиком в кафе. Он улыбался, что-то рассказывал о работе. А она слушала в пол-уха и мысленно принимала решение. Как у Шекспира: быть или не быть? И ощущала внутри себя, что стрелка весов с первоначального «не быть» уже заметно сместилась в другую сторону.

Да ведь, если подумать, это настоящее счастье: что она не ослеплена этим парнем с первых минут, а может узнать его настоящего, взвесив все «за» и «против». Ведь ценить за достоинства может каждый, а вот принять с недостатками — лишь тот, кто любит.

Они возвращались домой по заснеженному городу в одиннадцатом часу ночи, и она вдруг почувствовала, как ее руки в перчатке касается другая… И не отдернула свою. Так и шли — рука в руке. Первый робкий шаг навстречу друг другу.

А с неба крупными, прямо как в сказке, хлопьями падал январский снег. И, поднимая голову вверх, казалось, что время застыло. И есть только ты, подсвеченное искусственным светом фонарей темное небо и этот снег… И хотелось что-то мурлыкать негромко — какую-нибудь добрую песенку из прошлых лет — и любоваться этой вечностью. Застывшим для вас двоих временем.

* * *

Она была счастлива. Да-да, именно с этой мыслью и проснулась утром. И отправилась, счастливая, на работу. И не забыла ответить на Пашино пожелание доброго утра.

И ни разу — за целое утро! — не вспомнила о том, о ком, кажется, ни на минуту не забывала прежде.

А вечером — снова гулять, дышать свежим воздухом, болтать на разные темы, которые удивительным образом всплывали сами собой. И завершился вечер весьма неожиданно… Поцелуем.

Ну кто сказал бы ей только вчера, что это случится с ней уже так скоро — не поверила бы! А сегодня — ни отвращения, ни желания поскорее избавиться от этого парня… Только легкость в душе и счастливые глаза напротив — того, кто долго этого ждал и шел вперед, не сдаваясь. Кто постепенно приручил ее — дикарку — и заставил поверить в то, что ее тоже можно любить.

И завершиться этот счастливый день тоже должен бы был красиво. Что там уже оставалось? Каких-то сорок минут до полуночи.

Она пила чай на кухне, рассказывала маме какие-то особенно запавшие в душу моменты их разговоров, а потом зашла в социальную сеть, чтобы посмотреть, не написал ли Паша, что дошел — они всё время так делали.

Паша написал. Пожелал ей спокойной ночи.

Было и еще одно письмо. В общей беседе их группы.

Не чувствуя никаких предвещаний и страхов, Наташа открыла сообщение и пробежала глазами по строкам:

«Ребята, SOS! — писала одна из их одногруппниц. — Случилась беда. Сегодня наш Марк попал в аварию. Машина всмятку. Он в больнице. Кто может, скидываем деньги на карту его маме. Пока никакой информации нет, но, говорят, состояние тяжелое…» — и несколько плачущих смайликов.

Она несколько раз пробежалась глазами по строкам, выискивая ошибку. Может, не Марк? Может, письмо вообще испарится, если долго смотреть на него? Но с каждым словом и с каждой секундой душа леденела.

Только не Марк…

— Что случилось, Наташа? — спросила мама, видя перемену в состоянии дочери.

Они всё еще пили на кухне чай.

Четыре слова в ответ:

— Марк. Попал в аварию.

Попытки расспросить Свету, которая и была автором этого сообщения, окончились крахом: «Сама ничего не знаю» — такой был ответ.

— Ну что? — с тревогой спросила мама.

Не с тревогой за Марка, с тревогой за дочь. Ведь только всё стало налаживаться, и вновь этот Марк!

— Не знаю. Не спрашивай.

И — бегом в свою комнату. Закрыла дверь. Включила ночник. На колени. Молиться.

— Господи, я прошу Тебя, помоги ему! Спаси! Я отдам его любой другой. Я выйду замуж за Пашу, за кого угодно, забуду о нем, но исполни последнюю мою просьбу о нем: спаси его!

Больше часа — слова молитвы. По книгам, своими словами. Мысли разбегались, из глаз катились слезы, колени ломило, но не вставала. Только когда сил уже не осталось, вышла из комнаты. Мама — следом.