Мое наслаждение все еще не приходило, а он уже снова кончил, что было совершенно бесполезно, так как меня это не касалось.

– У тебя там такие большие и сочные губы, что хочется их кусать. Почему ты не удалишь с них волосы? Ты была бы еще красивее.

Я не ответила, потому что это не его дело, как мне поступать со своими губами.

Шум какой-то машины нас напугал, мы в спешке оделись (я только об этом и мечтала) и вышли из гаража.

Он меня погладил по подбородку и сказал:

– В следующий раз, малышка, мы все сделаем в более комфортных условиях.

Я вышла из машины, в которой стекла были запотевшими. И все на улице заметили, что я растрепанная и взбудораженная, а мужчина – с седоватыми волосами и со сбившимся набок галстуком.

В школе дела идут не очень хорошо.

Возможно оттого, что я ленивая и бестолковая, а учителя – слишком поверхностные и категоричные… Возможно, у меня слишком идеальное представление о школе и о преподавании вообще, но действительность все время меня разочаровывает.

Я ненавижу математику! Тот факт, что нельзя выразить своего мнения, меня раздражает. И потом, эта идиотка училка! Она постоянно меня держит за тупицу, а сама не в состоянии ничего объяснить!

В газете «Меркантино» я поискала объявления о частных уроках и нашла парочку интересных предложений, но только один репетитор оказался свободным. Это мужчина, по голосу – достаточно молодой, завтра мы должны увидеться, чтобы договориться.

Летиция меня достала, звонит с утра до вечера, я не знаю, что со мной происходит: иногда мне кажется, что я готова на все.

22:40

Мне позвонил Фабрицио, говорили мы долго.

В конце разговора он спросил, есть ли у меня на примете для ЭТОГО ЗАНЯТИЯ какое-нибудь место. Я ответила, что нет.

– Тогда это повод, чтобы я тебе сделал подарок, – сказал он.

Он открыл дверь: белая сорочка и черные пляжные шорты, мокрые волосы и очки.

Я закусила губу и поздоровалась.

Его приветствием была улыбка, а когда он сказал: «Пожалуйста, Мелисса, присаживайся» – я почувствовала такой же вкус, как когда-то в детстве, если я в течение часа ела и пила одновременно молоко, апельсины, шоколад, кофе и землянику. Он крикнул кому-то, что пойдет в свою комнату со мной.

Он открыл дверь, и я впервые вошла в спальню нормального мужчины: никаких порнографических фотографий, никакого гнусного трофея, никакого беспорядка. Стены сплошь увешаны старыми фотографиями, плакатами старых групп heavy metal и эстампами с картин импрессионистов. Аромат его парфюма, особенный и соблазнительный, меня пьянил.

Он не извинился за свою абсолютно неофициальную одежду, и это меня весьма позабавило. Он мне велел сесть на кровать, пока он передвигал стул от письменного стола и усаживался напротив меня. Я была в недоумении… ничего себе! Я ожидала увидеть эдакого сухонького профессоришку в джемпере цвета канарейки, с волосами того же цвета, зачесанными назад. А передо мной – молодой мужчина, загорелый, надушенный и бесконечно очаровательный. Я еще не сняла с себя пальто, и он со смехом сказал:

– Эй, я вовсе тебя не съем, если ты его снимешь.

Я тоже рассмеялась, сожалея про себя, что он не может меня съесть. Я еще не разглядела, что у него на ногах: к счастью, никаких белых носков, только видна изящная лодыжка и ухоженная загорелая ступня, кончиком которой он выписывал концентрические круги, пока мы обсуждали тариф оплаты, программу и время занятий.

– Мы должны начать очень, очень издалека, – сказала я.

– Не волнуйся, мы начнем с таблицы умножения, – подмигнул он.

Я сидела на краю постели, нога на ногу, попеременно сжимая руки.

– Какая у тебя милая манера сидеть, – прервал он меня, в то время как я ему рассказывала о своей математичке.

Я снова закусила губу и вздохнула, как бы говоря: «Да что вы, что вы такое говорите!…»

– Ах да, чуть не забыл. Меня зовут Валерио. Никогда не называй меня учителем, иначе я буду чувствовать себя старым, – сказал он, погрозив шутливо пальцем, и разговор ушел в другую сторону.

Я немного помедлила: после всех его шутливых замечаний я сделала вывод, что я, как таковая, должна была бы это сделать.

Я слегка откашлялась и тихо сказала:

– А если бы я намеренно назвала тебя учителем?

На этот раз стал кусать губы он, затем покачал головой и спросил:

– А с чего вдруг ты бы этого захотела?

Я пожала плечами, помолчала и потом сказала:

– Потому что так лучше, или нет, учитель?

– Называй меня, как хочешь, только не смотри на меня такими глазами, – сказал он с явным замешательством.

Вот оно, как всегда, та же самая история. Что я могу поделать, я не могу не провоцировать того, кто находится передо мною и мне нравится. Я его поражаю каждым своим словом и каждым своим молчанием, и это мне по нутру. Это игра.

На кухне ужинают.

Я выкроила несколько минут, чтобы написать о том, что случилось, и, таким образом, осознать это.

Сегодня у меня было первое занятие с Валерио.

С ним я начинаю что-то понимать на уроке, может, потому, что у него прекрасные плечи, которыми можно любоваться, или потому, что у него тонкие и элегантные руки, которые движутся вместе с карандашом. Я даже смогла решить пару упражнений, несмотря на то, что это было трудно.

Он был очень серьезен, профессионален, это делало его еще более очаровательным. Взгляды, которые он на меня направлял, выражали восхищение, но все же он старался сохранять некоторую дистанцию, наверное, для того, чтобы мое окаянство не помешало бы его работе.

На мне была узкая (по этому случаю) юбка, я самым наглым образом хотела его соблазнить. Когда я встала и пошла к двери, он двинулся за мной, как бы вдогонку. Я же, для потехи, изменила свои шаги: быстрые и решительные на более медленные, и он, почти наткнувшись на меня, сразу же отступил назад.

В тот момент, когда я собралась нажать на кнопку лифта, я услышала его дыхание на своей шее, и он сказал шепотом:

– Не занимай свой телефон завтра с 22:00 до 22:15

Две новости (как всегда, одна хорошая, а другая плохая).

Фабрицио купил маленькую квартиру в центре, где мы можем встречаться, и никто из наших семей этого не заметит.

Весь из себя довольный, он кричал по телефону:

– Я поставил огромный экран перед кроватью, и мы сможем смотреть разные фильмы, да, малышка? Естественно, у тебя тоже будут свои ключи. Я тебя крепко целую в твое прелестное личико. Чао, чао!