В самом начале его выздоровления Махелт сидела на кровати в его комнате, разговаривала с ним, пела, играла на лютне или цитоле[7]. Когда отец немного окреп, она стала играть с ним в шахматы, мельницу и нарды.

Иногда Махелт замечала, как он тоскливо и пристально глядит на нее, но когда спрашивала, что случилось, отец улыбался и переводил разговор – говорил, что ничего не случилось или что он гордится ею – той прелестной молодой женщиной, которой она становится.

По мере выздоровления отец начал ездить верхом для укрепления мышц. Ему больше не сиделось в комнате или теплом уютном уголке цитадели. Уильям Маршал снова взял дела графства в свои руки, преследуя определенные цели.

– Он собирается просить дозволения короля отправиться в Ирландию, – сказал Махелт Ричард, когда они наблюдали за выгрузкой вина с корабля у речных ворот замка. Трайпс с сопением бегал вдоль стены, время от времени останавливаясь, чтобы пометить территорию.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась она.

Махелт разглядывала брата. Его волосы блестели на осеннем солнце, как яркая медная проволока, а зеленоватые глаза смотрели проницательно. Она испытала укол зависти оттого, что Ричарду доверили новость, а ей нет. Только потому, что он старше. Только потому, что он мальчик. Это нечестно!

– Я слышал, как отец беседовал в конюшнях с Жаном Д’Эрли. Он сказал, что ему нужно съездить в Лейнстер и во всем разобраться… что он позволил чему-то зайти слишком далеко и теперь собирается написать королю и попросить дозволения ехать.

Махелт прислушалась, как трубит сигнальщик и как скрипит ворот, поднимая сеть с винными бочками. Она побывала в Ирландии в раннем детстве. Ее бабушка Ифа, дочь верховного короля Лейнстера, тогда еще была жива, и Махелт помнила холодную голую крепость в Килкенни с ее протекающей крышей и затхлыми комнатами. Девочка смутно помнила энергичный ремонт и новое строительство, затеянные отцом, в том числе основание порта на реке Барроу, дабы принести процветание и торговлю в Лейнстер. И дождь. Непрерывный дождь, но отец укутывал ее своим меховым плащом, и ей было тепло и сухо.

– У отца есть люди в Лейнстере, которые могут о нем позаботиться, – сказала Махелт.

– Да, но они не справляются, а некоторые из них – ставленники короля Иоанна. Лейнстер – мамино приданое.

– Ну и что? – пожала плечами Махелт.

– А то, что маме придется на него жить, если она овдовеет, – помрачнел Ричард.

Махелт ударила его:

– Не говори так!

– Мы должны смотреть правде в лицо. Как папа. Он спас наши нормандские земли, чтобы я мог их унаследовать. Теперь он должен сберечь остальное для мамы, Уилла и всех нас.

Махелт задрожала и пошла дальше, обхватив себя руками, чтобы согреться.

– Уилл – заложник Иоанна, – сказала она. – Некоторые люди так и не возвращаются из-под опеки короля. Всем известно, что принц Артур исчез, когда был его пленником. До меня дошли слухи, что Иоанн убил его… А ведь Артур приходился ему племянником.

Артур соперничал с Иоанном за английский трон и контроль над Нормандией и Анжу, утверждая, будто у него больше прав. Последовала военная кампания, в ходе которой Артур попал в плен и был заключен в цитадель Руана, откуда так и не вышел.

Ричард мгновение выглядел испуганным, но быстро встряхнулся:

– Это пустая молва. Папа не отдал бы Уилла Иоанну, если бы думал, что Иоанн его убьет.

– Но если папа отправится в Ирландию, его не будет рядом, когда что-то случится…

– Выходит, ты не доверяешь его решению?

– Ну конечно доверяю! – Махелт ускорила шаг, как будто могла убежать от своих страхов и в особенности от перемен, которые произойдут в ее собственной жизни, если отец решит пересечь Ирландское море.

Замок Фрамлингем, Суффолк,

декабрь 1206 года

Когда Гуго вскочил на Эбена, тонкий слой снега припорашивал землю, словно мука, просыпанная вокруг квашни. Собаки и лошади теснились во дворе, пока мужчины торопливо рассаживались по коням, готовясь к зимней оленьей охоте в большом парке Фрамлингема.

Граф потянул спину и отказался присоединиться к погоне, предпочтя греться у огня и, попивая пряное вино, разбираться с делами поместья. Пусть другие добывают свежую оленину к столу, если хотят. Однако он вышел во двор, завернувшись в меховой плащ, чтобы пожелать им удачи.

Длинный Меч гостил сейчас во Фрамлингеме, и ему не терпелось поохотиться. Гнедой конь Длинного Меча беспокоился и бил копытом, размахивая хвостом, а его хозяин испытывал схожее нетерпение. Прославившись в походе в Пуату, он окончательно уверился в собственном величии. Роджер понимающе улыбнулся Гуго. Они исполнили в Пуату свой долг, не уронив чести, но не искали признания, в то время как Длинный Меч был полон решимости прожить жизнь в блеске славы.

Роджер разглядывал Ральфа, конь под которым тоже беспокоился. На покрасневших от холода губах юноши играла ослепительная улыбка. На его бедре висел длинный кинжал и нож покороче. Ральф выглядел солдатом-оруженосцем и придворным до кончиков ногтей – обучение под руководством Длинного Меча обострило обе черты.

– Доброй охоты! – Роджер хлопнул коня Ральфа по крупу.

– Надеюсь, мы привезем домой достаточно оленины для званого ужина.

– Ты не забыл предупредить об этом мать и поваров? – фыркнул Роджер.

Он перевел взгляд с Ральфа на только что прибывшего гонца. Ткань седла и подвески на шлейке его лошади были украшены эмблемой Маршала. Роджеру вдруг еще больше захотелось сесть у огня и заняться делами. Хотя Маршал оправился от серьезной болезни, ко двору он пока не вернулся. Ходили разные слухи, но, судя по всему, Уильям Маршал собирался отправиться в Ирландию, как только получит дозволение короля Иоанна. Подобное решение будет иметь далеко идущие последствия для союзников Маршала. Когда охотники промчались через задние ворота и поскакали к оленьему парку, Роджер вернулся в дом и велел камергеру немедленно звать гонца.

* * *

Хотя выпал снег, земля под ногами была мягкой, а скачка опасной. Гуго придерживал Эбена. Одно дело рисковать лошадью в битве или когда на карту поставлена жизнь, и совсем другое – ради победы в состязаниях, а после гибели Стрелки он был осторожен. Гуго предпочел бы остаться дома с отцом, но должен был сопровождать Длинного Меча и разыгрывать гостеприимного хозяина. Длинный Меч, разумеется, считал иначе; чтобы выиграть пари, он был готов загнать любую лошадь до смерти. Он уже мчался во весь опор во главе погони, плащ летел за спиной, лицо пылало яростным возбуждением. Гуго не пытался его догнать, зная, что Уильям лишь прибавит скорость.

Загонщики кричали, дули в рога, колотили подлесок метлами и палками, чтобы вспугнуть дичь. Гончие натягивали поводки из конского волоса и лаяли. Внезапно раздалось громкое «ату!», когда олень вылетел из зарослей молодого орешника и поскакал прочь. Красновато-коричневая пятнистая шкура стремительно мелькала среди зимних деревьев. Выжлятники спустили псов, и всадники ринулись в погоню. Гуго круто развернул Эбена, когда олень метнулся в сторону крутого рва, отделявшего олений парк от полей за ним. Следуя за погоней, он проехал вдоль рва, отметив место, где стенка раскрошилась и нуждалась в починке.