с любопытством и в то же время немного испуганно. Он, видимо, давно уже страдал спондилозом[21]. На шее у него я увидел сплетенный из травы шнурок, на котором на расстоянии 1,5–2 дюймов были насажены зазубренные черные кусочки дерева. Нечто подобное виднелось и на икрах. То были амулеты, которые дали колдуны, взявшиеся его лечить.

Так же испуганно, как больной, смотрели на меня обе женщины — его жена и мать. Я нашел стопу его в очень плохом состоянии, на пяточных костях имелись признаки кариозного перерождения. Когда я ввел в рану зонд, жена закрыла больному глаза ладонью правой руки, и я заметил, что на его лбу и висках выступила обильная испарина.

Закончив осмотр, я высказал надежду, что к следующему моему приезду в Мошаненг больной будет чувствовать себя лучше. Он не говорил по-голландски и обратил вопрошающий взор на приведшего меня африканца. Последний сразу же перевел мои заверения, на что ему понадобилось в три раза больше слов. Затем я дал больному сонеты — переводчик снова разразился каскадом слов — Польшей частью образных выражений, сопровождавшихся жестами, — а когда мой проводник стал объяснять, что в рану надо впрыскивать теплую воду, а также лекарственный раствор, мне стоило большого труда не расхохотаться. Я принес с собой маленький стеклянный шприц, и все, разинув рот, смотрели, как он действует. Каждый из присутствовавших с изумлением подержал его в руке.

Мои слушатели не сразу усвоили принцип действия шприца, но еще труднее им было постигнуть, как удалять из раны поврежденные частички кости. Однако удалось объяснить им и это. Дошло до слушателей и то, что необходимо ежедневно несколько раз промывать рану, а также давать больному одно лекарство три раза в день, а другое (порошок) — два. Тут пришлось достать деревянную ложку, налить в нее воды, затем имитировать с помощью муки насыпку порошка. После этого проводник проглотил смесь, чтобы все присутствующие поняли мои слова, а сам больной проникся к ним доверием.

Когда я закончил объяснения, больной захотел пожать мне руку. Провожаемый добрыми напутствиями, я покинул двор и пошел готовить лекарства, а проводник поспешил к царю, чтобы во всех подробностях описать ему сцену, свидетелем которой он был, рассказать, что я делал, что говорил, и т. д.

Монтсуа предложил мне поселиться в Мошаненге и заверил, что я не смогу жаловаться на недостаток больных: ко мне будут приходить жители Канье, Молематауна, Манупи и платить за молемо страусовыми перьями, шкурами, волами, козами. Как ни любезно было это приглашение, и вынужден был отклонить его, ибо ставил перед собой иные задачи.

Наутро я приготовился к отъезду. Провожать меня пришла вся знать Мошаненга. Монтсуа и Мартин принесли еще по красивому белому перу, и мне пришлось не раз пожимать царю руку. На прощание в знак благоволения Монтсуа предоставил мне проводника до Молепололе, где живет царь племени баквена. Хотя проводник показался мне невыносливым, я взял его с собой.

Пребывание в Мошаненге закончилось эпизодом, который заставил нас хохотать до упаду. Новый проводник отвел в сторону друга Боли и спросил, не позволит ли баас (господин), чтобы с нами путешествовали его жена и племянница. Боли отказал, и тогда африканец обратился с той же просьбой ко мне. На вопрос, зачем ему это нужно, он ответил, указав на Б., что макоа тата, тага (очень, очень) понравился его жене и племяннице и потому они хотят ехать с нами.

Сначала мы направились на северо-запад, потом на север. На нашем пути лежало плоскогорье, уступающее по красоте только горной области в стране Макалака.

Это обширное плоскогорье пользуется дурной славой из-за бесчинствующих на нем больших стай опаснейших хищников Южной Африки. Хищник этот — самый грозный враг домашнего скота. Меня предостерегали от него и господин Мартин и сам царь Монтсуа.

— Не оставляй волов на пастбище ночью и даже днем не теряй из виду, иначе лишь немногие из них достигнут Молепололе, — говорил он.

Речь идет о животном, известном в Южной Африке под наименованием дикой собаки. Оно принадлежит к числу тех созданий, которые наделены неутолимой страстью к уничтожению и невероятной прожорливостью. Величиной с молодого волка, только более поджарый, этот зверь, охотясь в стае, представляет собой опасность даже для крупных млекопитающих. Еще более опасен он для мелких животных (коз, овец). Убив одно, он тут же кидается на второе, третье и потому может принести огромный ущерб неохраняемым стадам. Особенно распространены дикие собаки на землях африканских правителей в Трансваале, а также в пограничных областях.

Этот хищник обитает в подземных пещерах. Охотится он иногда довольно далеко от них, но весной неизменно возвращается к месту постоянного жительства.

Высоко подняв хвост, он старается учуять добычу. Если это не удается, стая разбегается, но далеко друг от друг «хищники не уходят. Они бегут по траве, опустив морды к земле. Обнаружив свежие следы диких или домашних животных (кроме лошадей: их копыта опасны для дикой со баки, да и бегают они быстрее), хищники снова соединяются в стаю. С воем и лаем бросаются они вперед, невзирая на препятствия — кусты, камни, термитники. Обманутые его небольшой величиной, более крупные животные — волы, антилопы — часто подпускают к себе хищников и неизбежно гибнут. Случается, что они обращаются в бегство только после нападения стаи. В то время как вол старается рогами отбиться от двух-трех диких собак, три-четыре других впиваются ему в ляжки и столько же — в брюхо. В конце концов он отказывается от дальнейшего сопротивления и обращается в бегство. Иногда волу удается спастись, хотя он возвращается в стадо с зияющими ранами на боках. Но если вол споткнется, если дикие собаки вопьются ему в горло или в ноздри, если они перекусят коленные суставы, если, наконец, через раны в брюхе вывалятся внутренности, вол обречен на мучительную гибель.

Из Молепололе в Шошонг

Еще сорок лет назад, когда племя баквена уже отделилось от банквакетсе и переселилось на север, оно жило богато, главным образом благодаря охоте и животноводству. Более слабая часть племени откочевала к озеру Нгами, где с ильно страдала от лихорадки. Остальные же акклиматизировались, взяли верх над окружающими племенами и полностью слились с ними. Богатство племени составляли бесчисленные стада, пасшиеся на Нотвани, западном берегу Марико и ее западных притоках.

В 1842 году молодого вождя баквена по имени Сечеле в первый раз посетил Ливингстон и преподал ему основы рационального земледелия, хотя и в простейшей его форме. После этого Сечеле поселился на